Кодекс
естественно, тут и там живут иначе, любят иначе, детей воспитывают иначе и пр.; тут халява и вольница – там напряженность и целеустремленность
тут неясность отношений, от которой богатые г-да весьма существенно страдают, не в силах управиться со своими бушующими женами, и наоборот; там царит четкий кодекс отношений, от которого тоже иногда воротит – идеала нет нигде
но все же вывести теперь понятие о русской семье положительно невозможно – я лично не мог бы это сделать, признаю прямо; на чем она основана, каковы обязательства? – все смято, все неясно, а все-таки любая семья – это серьезное образование и не строится кое-как
то есть если она строится кое-как, так и результат будет ужасный; немцы и евреи достаточно ясно демонстрируют, что такое нормальный кодекс отношений, даже и в наше безумное время…
количество разводов, абортов и пр. данные говорят о катастрофе на семейном фронте, и я снова вижу тут одну главную причину – вовсе не в бедности или каком-то особо вздорном характере – все наоборот, — а именно в отсутствии этой культурной основы, алфавит, снова алфавит…
тоже бросается в глаза совершенная неготовность молодого поколения к современной жизни – с этим мы все согласны, не так ли; они просто глаза таращат, не в силах произвести выбор, принять решение и, главное, следовать этому решению до конца
оно понятно, ведь в школе разворачивали картины славной истории и цветущей страны, самой великой, самой крупной, с самой длинной границей и пр. в этом роде, а в жизни хаос и безработица, надо вкалывать, а вокруг воры на миллионных тачках, есть от чего с ума сойти… жизнь без правил!
тут самое главное даже не безработица и несправедливость, бесхозяйственность или воровство – нет, самое главное это абсолютное отсутствие какого-то кодекса жизни, какого-то порядка, как что делается и что за это бывает
и поэтому даже волевой человек останавливается в растерянности, если у него папа не депутат или тетка не работает уборщицей в вузе; да, может где она и преступление, а тут коррупция – программа выживания нации…
это в воздухе – и давно, вот одна иллюстрация; вчера читал письма И. Киреевского, замечательного славянофила, который в юном возрасте впервые оказался в Берлине; в Москве все ленился, мечтал да плакал – а тут пишет письмо…
вообще я стал покойнѣе, яснѣе, свѣжѣе, чѣмъ въ Москвѣ. За чѣмъ спрашиваете вы, борюсь ли я самъ съ собою? Вы знаете, что у меня довольно твердости, чтобы не пережевывать двадцать разъ одного и того же. Нѣтъ, я давно уже пересталъ бороться съ собою. Я покоенъ, твердъ и не шатаюсь изъ стороны въ сторону, иду вѣрнымъ шагомъ по одной дорогѣ, которая ведетъ прямо къ избранной цѣли. Мысли, в несбытности которых я раз убѣдился, для меня умерли, безъ воскресенія. Слѣдъ, который онѣ оставили въ душѣ, не ослабляетъ ее, но укрѣпляетъ. Не знаю, поймете ли вы меня, по крайней мѣрѣ вѣрьте, что это такъ. Мои намѣренія, планы, мечты получили какую-то осѣдлость. Я стал такъ дѣятеленъ, как не был никогда. На жизнь и на каждую ея минуту я смотрю какъ на чужую собственность, которая повѣрена мнѣ на честное слово, и которую слѣдовательно я не могу бросить на вѣтеръ
слова совсем другие – в них воля, крепость и решимость; преобразился человек за два дня!.. и разве сегодня не так же влияет на нас Европа или те же американские фильмы, в которых, при всей часто пошлости, эта воля, эта решимость, эта сила не могут не поразить
но вот, я читаю следующее письмо: молодой русский посещает лекцию выдающегося профессора – гениального Шлейермахера, и его мнение разом меняется
…вмѣсто того, чтобы обнять разомъ предметъ свой въ одномъ вопросѣ, онъ вертѣлся около него съ кучею неполныхъ, случайныхъ вопросовъ, которые не проникали въ глубь задачи, но только шевелили ее на поверхности, какъ напр. началось ли гніеніе въ тѣлѣ Іисуса или нѣтъ, оставалась ли въ немъ непримѣтная искра жизни, или была совершенная смерть, и проч. Но самая случайность его вопросовъ, самая боязнь — обнять вполнѣ предметъ свой, по моему мнѣнію, уже вполнѣ показываютъ его образъ мыслей. Так ли смотрит истинный Христіанинъ на воскресеніе Іисуса?!
он не понимает этого анализа – он мыслит широко, его дух летит ввысь – а тут разные мелочи… но ведь исследователь должен не воспевать, а изучать? понимаем ли мы смысл настоящей науки? – в том же письме Киреевский пишет, подчеркивая искренность и пафос того же профессора:
сердечныя убѣжденія образовались въ немъ отдѣльно отъ умственныхъ…
он мыслит человека как цельное существо, для него, неприемлемы никакие отклонения от этой цельности – тут человек устной культуры явлен вполне; и ясно, что тут у нас совершенно разные подходы ко всему; есть о чем задуматься…
вот еще одно его письмо, в котором он признается, что странным образом воспринимает живопись
Я до сихъ поръ еще не могу пріучить себя, смотря на картину, видѣть въ ней только то, что въ ней есть. Обыкновенно начинаю я съ самаго изображенія, и чѣмъ больше вглядываюсь въ него, тѣмъ больше удаляюся отъ картины къ тому идеалу, который хотѣлъ изобразить художникъ. Здѣсь поле широкое, и прежде чѣмъ я успѣю опомниться, воображеніе закуситъ удила и, какъ чортъ св. Антонія, унесетъ такъ быстро, что прежде чѣмъ успѣешь поднять шапку, она лежитъ уже за тысячу верстъ. Только тогда, когда матеріальное присутствіе картины напомнитъ о себѣ, узнаешь, что былъ далеко, почти всегда тамъ, гдѣ всходитъ солнце. Мнѣ самому смѣшно сознаваться въ этой способности наслаждаться въ картинѣ тѣмъ, чего въ ней нѣтъ, и я очень хорошо чувствую всю странность этого качества
там, в Европе, это качество его самого пугает; он вдруг понимает, что слишком расслабленно мыслит, фантазирует сплошь и рядом, совершенно не способен к тому анализу, углубленному восприятию собственно картины, без которого испытывает досаду…
тут снова два кодекса, два типа сознания; отсюда и его философия, которая весьма критически оценивает европейскую «логику»: из письма Хомякову 1840 года:
Мысль моя та, что логическое сознаніе, переводя дѣло въ слово, жизнь въ формулу, схватываетъ предметъ не вполнѣ, уничтожаетъ его дѣйствіе на душу. Живя въ этомъ разумѣ, мы живемъ на планѣ, вмѣсто того, чтобы жить въ домѣ, и начертавъ планъ, думаемъ, что состроили зданіе
ну, а в России-то, сразу выскакивает вопрос, вы-то, мечтая и строя жизнь вообще, разве что-либо строите? – и главное не это, а вот, к примеру, взять эти волны западничества, которые накатывали на Россию – да не с Петра, а еще с его отца, верно?
с кем или с чем они были связаны, почему вдруг? – а они были связаны с гением, с энергией, с этим стремлением вырваться из вековой лени и апатии, и как роковое предупреждение была эта волна в начала ХХ века, когда издателя Киреевского — М. Гершензона объявили «последним славянофилом»
да и не это опять главное, а самое главное, для меня, в том, что вопрос этот — о созидании, о цивилизации наконец — не теряет своей актуальности уже третий век!