Тема

я снова и снова пишу о Клее, снова пытаюсь понять, брожу в лабиринтах его искусства и нет чувства слаще; я повторяюсь – несомненно, и думаю о том, что есть художники, у которых были разные важные темы – а были другие: у них по сути дела одна тема, да и вообще никакой «темы», потому что они говорят о самом важном, а любая «тема» есть уже дробление и уход от этого главного

мы привыкли делать вид, что с этим у нас полный порядок, что у нас какая-то там высокая «цивилизация», словно нет этих ежедневных отчетов о очередных зверствах и нелепых смертях – иногда полезно посмотреть искусство, которое вовсе не подвержено этой чепухе и пошлости

 

Философия знака

Эрнст Кассирер указывал, что человеческое сознание «не может обойтись без образов и знаков, именно поэтому оно и характеризуется как человеческое» ¹ , при этом,

Чем богаче символическое содержание познания… тем более скудным должно быть его сущностное содержание. Изобилие образов не раскрывает, а наоборот, как оболочка, скрывает стоящее за ними лишенное образа Единое…

художник «удаляется от первоисточника своего бытия, его начинают сковывать его собственные творения – слова языка, образы мифа…» – и, разумеется, он удаляется от того единства и цельности, которые одни дают верный образ духовной сущности

такова была икона, в которой именно схематизм и простота обеспечивали сохранение этой сущности: она не растворялась в многообразии бытовых тем и сюжетов, как это случилось с итальянцами или немцами эпохи Ренессанса; и точно так же, по тому же закону оптимальной суммы образов, работает современный художник

гений стремится выразить главное; его характеризует скорость анализа и творчества, умение синтезировать это главное и выделить его – и оставить за бортом сознания многие вещи, которые могут быть интересными и живописными, однако мешают, заслоняют главное

такой знак сразу обращает ваше внимание чем-то глубоко человечным, щемящим, сразу узнается и остается в памяти, и ваше сознание никогда не поставит его в ряд многочисленных обыденных впечатлений: он говорит о духовной сущности, о самой проблеме моего существования

 

Человек

конечно, это грустный факт, что искусство, прижатое к стене диктатурой или пр. мерзостью, начинает производить такие светлые шедевры во имя человека – но часто это бывало именно так: оно погружается в глубины мистики или взлетает на высоты поэзии, доказывая неуничижимость человеческого начала, а это и есть определение творчества Клее

конечно же это не дефиниция, потому что, можно возразить, человечность – свойство любого настоящего искусства, иначе это суррогат (что мы и видим в наши странные времена, когда их целиком захватил эксперимент) – однако тут все-таки особый случай: какой-то гений всегда говорит чисто и ясно на главную тему, дает главные ответы

сравните двух великих мастеров ХХ века: известный портрет маслом работы Матисса и акварельный рисунок Клее: оба они прекрасны; у Матисса поражает эта нарочитая простота грубой линии, которая, однако, сохраняет плавность и силу; типаж прост и ясен, приятная прохлада…

однако этот портрет не о человеке вообще – тут даже нет никакого сомнения – это определенная работа с кобальтом, определенный тип девушки, экзотика, загадка… и разумеется, в ней есть какая-то чистота и музыка, однако рисунок Клее содержит совершенно другую художественную идею

тут именно человек – как вечное дитя, ибо он несколько карикатурен, прямые линии этого детского рисунка подчеркивают простоту, плоскость композиции, он схвачен внезапно, словно врасплох, и глаза его широко раскрыты: на мир, в котором бушует сволочь, мир, которого он не понимает

оба героя просто, прошу прощения, торчат передо мной – прямой вызов, крик о помощи, посмотрел – и уже не сумеешь забыть

модель Матисса всегда вписана в фон, вся картина – как всплеск эмоции; тут же в простом «детском» рисунке возникает вдруг сложность, несовместимость, тревога, и тонкие, ломкие линии ваяют образ чуткий, пронзительный — и тут же видим еще этот занавес – он, что же, вечный странник или актер на трагической сцене жизни?

тут все удивительно – даже эта промокшая бумага, которая дала эти крапины, словно сквозь дымку он пытается пробиться к нам, своим прямым взглядом тревожа, предупреждая, его глаза говорят нечто очень важное, и я понимаю, как страшно трудно стало пробиться от человека к человеку

и сама эта композиция с ребеночком, девочка с косичкой – делает его совсем кукольным, и тут мне в голову лезет уже совершенная мистика

а я недаром употребил этот глагол, потому что воздействие данного искусства измеряется не количеством литературных «идей», но именно этой высокой мистикой, поэзией и мистикой – тем метафизическим зарядом, который этому мастеру каким-то непостижимым образом удается дать в самом простом и немудреном сюжете

человеческая тревога, человеческая нежность, печаль, призыв – скажите мне, что тут этого нет! – и я думаю о том, что в этих «кукольных» композициях он нашел особый смысл; искусство этого художника таково, что по мере упрощения резко возрастает энергия выразительности

я давно понял, что живопись (как и прочее серьезное творчество) невозможно понять, если сам не взял в руки кисть – так вот, попробуйте взять карандаш или перо и акварель и набросать нечто подобное и посмотрите, что у вас получится; такие вещи надо исследовать практически…

это совершенно гениальное искусство – и сама живопись хороша: этот голубоватый тон на контрасте с рыжими волосами, охрой, и главное – эта линия, которая словно детский крик, совершенно живая

это детское начало у него разное; откуда оно вдруг, почему? — может быть, в те годы они почувствовали странную свободу, свободу от цивилизации, от мира, который томил их пошлостью и таимой дикостью – и вот, звери вырвались наружу и пошла настоящая игра

 

человеческое требует внимания, тут надо иметь порыв, вкус, видение, чтобы выбить именно такой знак, который сразу убедит вас, сразу раскроет непростой смысл образа

отвращение от человека повсеместно; мы стали слишком торопливы и поверхностны, чтобы думать о главном – слишком много мелочей намеренно введены каждым из нас в свой обиход, нет времени, потом! – ну, и разумеется, это не проходит даром: нет веры, энергии, нет идей, и суета становится все более мелкой и бессмысленной

игрушечные человечки Пауля Клее не имеют дел, они словно веселятся на задворках жизни, в пустоте – навсегда оторванные от вашей мутной идеологии и пошлой толкотни у корыта

глядя на эту вещь, я вспоминаю детство: солнечный арбатский двор, тишина, и мы сидим на бревнах (там зачем-то были свалены старые бревна), сопливые пацаны, и рассказываем разные небылицы, и обсуждаем все на свете, совершенно не обращая внимания на окружающий страшный мир

наше общение – тепло, дружба, порывы, фантазии, — так интимно и весело, так искренне и чисто! – вот примерно, как у этих смешных людишек, совершенно неповторимых – как мое детство

вот этот этюд просто изумительный; тут такая трепетная нежность, такая изощренная фантазия: он тут придумал целый мир, наверное, минут за 20, тонкой кистью зажигая эти фигурки

угловатый, тонкий рисунок, нервный, неясный – они словно реют в этом полумраке – и вот оно главное —

вы не от мира сего

в этой живописи метафизический холод, ломкость, угловатость и странность этого иного мира, и, однако она дает свое тепло изнутри, иной жар, иной смысл

кажется, у этих человечков не хватает сил, надежды – сбились на прибрежном песке, который янтарем выступает из тьмы, словно собрались бежать, соединение изгоев, но не масса – каждый из них каким-то образом сохраняет свой рисунок, свою форму и судьбу, союз избранных

это истощение культуры, одна фантазия и детская вера в чудо – перед стеной холодной тьмы; нет, уж это не образы радости – это образы надежды, она светится в их изощренном рисунке, забавных криках… о, этого не объясняют кому попало

вообще, вся его живопись – даже в самых ярких образцах – намеренно лишена полнокровной формы, и тем самым она глубоко социальна, актуальна, как всякое гениальное искусство: оно выражает идеи – говорит вам главные слова, не теряя высоты полета

выразить общественно значимые идеи можно лишь если ты пережил и превзошел их

такой художник потому и может одним штрихом выражать смысл – как волшебной палочкой, — что он несет этот смысл в себе, его творчество поистине прикровенно

поэтому иногда это просто след – след человека, который невозможно спутать ни с чем: вот, это ведь не ветви дерева – попробуем описать натуральным образом — это странное изделие, то ли попытка изваять современную скульптуру, то ли абстрактный знак, который вдруг обретает жизнь – это что там, два глаза?

будто он и правда хотел слепить эту фигуру, да не получилось, так она и осталась ущербным сочетанием частей и засветилась желтоватым теплом, приняла какую-то позу?!..

человеческое не в сюжете, ему не нужны сказки или выдумки, чтобы убедить меня – не нужно рассказывать историй, если ты умеешь так вот, несколькими штрихами сказать главное – не спрашивайте меня, как он это делает – не знаю…

у Клее его марионетки обладают человеческим свойством; они оказались в этой роли в пустоте мира без смысла, мира без Бога – и как бы замерли между небом и землей, не понимая своей миссии, без роли, без смысла, без надежды; сама эта жизнь превращает нас в частицы, марионетки, мясо, массу и пр.

это сострадание маленькому человеку, не владеющему более своей судьбой в мире, который более не посвящен человеку, но озабочен исключительно интересами наживы и производства и потребления

в этом мире пошлости человек не более чем знак – или воспоминание; этот пафос совершенно ясен и пронзителен в любой его работе

наверное, эта живопись имеет особое значение; она учит нас, чему надо придавать значение – а что не имеет вообще никакого значения и должно быть забыто, если мы – в нашей теперешней мути — желаем понять нашу судьбу и как-то вознести ее на прежние высоты

такой знак открывает новый горизонт, он как вход в сказочный воздушный туннель, взмывающий в сверкающие высоты духа; сделать это можно только таким вот простым человеческим языком – потому что люди уже давно не верят серьезным рацеям и обещаниям

мы слишком много их знали, а надо расшевелить нечто внутреннее, глубинное – вечное детство души, нетронутую метафизику моего Я – забытого и затерянного среди серых будней ничтожной суеты

и она тревожно говорит о распаде

 

Поэзия распада

разумеется, его искусство неоднозначно, и тут много тем

он видит кризис этого человеческого: детскость есть форма упрощения, схематизации самой личности, из которой некоторые дурные дядьки стали лепить послушные массы – вот этого совсем не любит

трансфигурация, искажение, разрыв и развал, словно человек не может собрать себя воедино —

или, как в этом рисунке, найти себя в джунглях современной цивилизации: он затерялся, потерял свое Я

 

распад, разложение – не такой простой процесс; например, это анализ, которым больно наше сознание, и думаю, это «болезнь не к смерти»; однако мы именно видим этот распад – наверное, он нам чудится и там, где его (пока) нет; тем не менее, возможно, данный исторический тип человека должен время от времени распадаться – чтобы можно было собрать его снова на иной основе

 

Поймали петуха, оторвали ему голову и спрыснули мертвой водой. Голова вмиг приросла. Спрыснули живой водой — петух на ноги вскочил, крыльями захлопал, «ку-ка-реку!» закричал…

знакомый сюжет?..

возможно, подобные сюжеты говорят нам гораздо больше, чем кажется, и это не просто изящные композиции на тему «кризиса гуманизма» — сам этот кризис гуманизма — очень позитивное явление и нам явно на пользу: слишком много вранья было вылито на эту тему – и без всякой пользы для человека

Ален Рено написал, что «гуманизм на деле – это концепция и оценка человеческой природы как способности к автономии», это мысль «о человеке как источнике своих представлений и своих поступков» ² — а что получается на самом деле? – распад личности, превращение людей в массы, все массовое, доминанта масс-культуры и массовых проектов в невиданных масштабах

какие личные представления у нашего современника? – какие такие идеи он лелеет и развивает? – да есть ли у него, в конце концов, хотя бы личные, сугубо его личные фантазии или мечты? — вот и получается некое собрание насекомых, тесто, из которого им легко будет лепить их великие дела…

и сам подход к человеческой культуре, знанию, существованию изменился, и Рено верно замечает: «мы историки с головы до ног» — исторический подход я всегда противопоставлял эстетическому или любому иному здравому подходу к человеку

историзм означает прямую линию, плоскость, человеческую сагу, которая имеет некую логику и ясный смысл и в которой люди volens nolens играют роль массы, материала и пр. чепуха; историзм – это чистый синтез, что бы ни говорили сами историки (а они очень любят делать серьезную мину)

историзм и анализ – антиподы; аналитик идет вглубь, его интересуют корни данного явления, его не интересует написать целостную картину не то что всей цивилизации, общества — но и одного человека; для него, человек – это бездна, а потому какая тут может быть «всеобщая история»!

ну еще и тот факт, что историк конечно же всегда обращен к прошлому, хотя и твердит без устали и без всякого понятного мне смысла, что якобы история кого-то там «учит» и «без прошлого нельзя понять будущего» и пр. демагогия быстрого приготовления

в основе лежит смерть анализа, а потому история в моде именно в тех культурах, которые перестали думать

Наш внутренний мир гораздо богаче, объемнее и более скрыт, чем тот, который выражается сознанием ³

Ницше выражает одну из своих самых интимных идей о тайном человеке в противовес царящим в обществе предрассудкам; и именно ему принадлежит кардинальное, по моему мнению, утверждение о человеке:

Отдельный человек, индивидуум, как его до сих пор понимали толпа и философы, есть чистое заблуждение: он не есть что-либо самостоятельное, не атом, не «звено цепи» …

Ценность индивида варьируется согласно тому, представляет ли он восходящую линию жизни или нисходящую эволюцию руины, хроническую дегенерацию, болезнь ⁴

вот и получается, что человек есть некая линия-в-себе, движение к некой мете, (тут взгляды Клее и Кандинского схожи) и художник видит истинного человека как восходящую линию, «восходящую диагональ», словами Кандинского – но разумеется, он может оказаться и руиной

ибо – смело вывожу я из этих этюдов Клее — человек неуничижим, и он не может существовать в распаде или в качестве массы, вещи-для-кого-то, он Ding-an-Sich, да к тому же еще и создание Божье (вы не забыли?)

так что если он распадается – то будет снова собран, снова восстанет из пепла — на эту тему написано много красивых сказок, и одна из таких гениальных сказок ХХ века – щемящая поэзия распада, светлая и мудрая живопись Клее

 

Теорема концентрации смыслов

когда люди пишут великие книги, когда вся жизнь выражена в текстах, живопись следует за литературой; когда жизнь не описана, не понята, знак вступает в свои права и начинается концентрация смыслов, которая может длиться сколько угодно лет

знак не раскрыт, не разъяснен, он содержит всю полноту мироощущения, которое не стало, возможно, реальностью, а существует лишь в головах людей; но какова его реальная роль и ценность, и может ли оно одно заменить культуру?

знак – это мировоззрение?

эта теорема концентрации смыслов перебирает разные жанры и виды искусств, от самых фундаментальных и монументальных, до самых интимных и концентрированных, утверждая неизбежность формирования смысла и его хранения в недрах культуры

если вы пишете трактат или статью, то имеете возможность разъяснить смысл образа или идеи досконально, с аргументами и параллелями, историей и прогнозом и пр.; в беллетристике вы уже вынуждены прибегать к иносказанию или притче; если и это невозможно, вы пишете знаки – это живопись

она и есть самое концентрированное выражение смыслов, и в иные времена, тяжелые для творчества по тем или иным причинам, она становится главным кладезем этих смыслов, так что умение читать эти знаки становится ключевым навыком в развитии современной культуры

в качестве метафоры, это точь-в-точь напоминает поведение какого-нибудь насекомого, которое съеживается в холодную зиму, наступает анабиоз, оно мертво – а весной расправляется и начинает функционировать в полной мере; однако и в самый лютый холод оно существует, содержит всю сумму будущих реакций и функций

знак – это мировоззрение

при этом, смыслы собираются и концентрируются особым образом, вовсе не так, как это происходит в открытой культуре, в период ее плодоношения; ведь разумеется, в это время в закрытой, дефицитной или бедной, культуре тоже формируются некоторые смыслы, однако они, как правило, не принимаются во внимание

в основном, это искажения, созданные в угоду тем или иным политическим и пр. временным причинам, и аутентичная культура стремится произвести отбор значений; поэтому, когда вы смотрите на живопись Клее, вы там не находите собственно нацизм или Холокост – они там содержатся в ином виде: они или очеловечены болью и надеждой, или просто уничтожены как темы человеческой культуры и т.п.

поэтому, запрещая искусство, идеи, вы таким образом выбрасываете самого себя из культуры (и из истории), потому что тотчас начинается тайный параллельный процесс знаковой культуры, в которой вам нет места

---

1. Э. Кассирер, «Философия символических форм», т.1, с.46

2. А. Рено, «Эра индивида. К истории субъективности», с.65

3. Ф. Ницше, «Веселая наука», п.357

4. Ф. Ницше, «Сумерки богов», п.33