Джорджо де Кирико. Энигма фатальности

У него выдумка живее реальности, мучит и томит до боли
Жан Кокто

Де Кирико – художник особый; его влияние на модернистов было уникальным, и это та фигура, о которой нет дискуссий: его значение признано практически всеми

некоторые его темы стали настолько знамениты, что открыли новые направления в современной живописи, и такова тема судьбы, о которой сегодня у нас речь…

есть такие опусы в современном искусстве: символ найден и дан так остро и точно, что становится все более многозначным в исторической перспективе…

 

перст судьбы, длань Рока, жест фортуны, безликий фатум разит беспечного человека ХХ века; эта рука посреди мертвой панорамы так выразительна…

у современного человека неясные отношения с судьбой:

с одной стороны, вечная иллюзия, что кто-то занимается его делами, кто-то видит и знает о внутренних порывах, мечтах и свершениях (иначе, они вообще не имеют смысла, потому что я никогда никому не смог о них сказать – разве возможно такое неглижирование духовными вещами?) – да-да, некто рассчитывает всю эту суету и к чему-то ее ведет — иллюзия совершенная, конечно же, и даже наивная, впрочем, как все великие иллюзии человечества…

с другой стороны, мы же современные люди и не верим в мистику, само это слово, вы заметили, давно стало сарказмом и так и существует в этом пестром наряде… какая там судьба – вон, нас десятилетиями учили, что человек сам строитель своей судьбы, и вся песня…

наконец, судьба — персонификация нашего одиночества во Вселенной, конечного одиночества каждого человеческого существа, которое лично, в единственном числе, стоит перед высшей Силой — и ужасно, по-моему, если это именно такая вот безликая сила – как эта красная рука, разрывающая пространство жизни…

видимо, как только развился высший Разум, он сразу же ощутил первое — одиночество и брошенность, то, что по сути, в глубину, никто тебя не в силах понять – а нуждался ли Он в понимании, в Другом? – или это только наше стремление, которое никогда до конца не реализуется и в конечном итоге я стремлюсь во тьму – к конечной пристани под названием Рок…

и не страх, а надежда погнала человека в судьбе —

она была нужна ему не только как надежда — эту роль взяла на себя веселая и разбитная Фортуна, — но и как именно ужас, страх перед Неведомым — необходимое, как ни странно, именно для уверенности, некой стабильности жизни ощущение неизбежности — это Фатум — получается, что мы играем с судьбой: заигрываем с Фортуной, легкомысленно веря в нее; на самом деле вечно в смертельном противостоянии с Роком, однако в этой схватке знаем наперед, что победит, конечно же, именно он, явившись в алой хламиде Фатума…

рука пронзает пространство мертвых домов на пустынной улице остывающего от жизни метафизического Города

она настигает в любой точке, вне зависимости от укрытий, ничто не спасет – она неизбежный элемент современной жизни, жизни без Бога, когда не на кого уповать и не к кому идти: просто километры пути – потом удар – и конец…

это надо понимать очень конкретно: идеи, образы, интуиции, чувства, которые ты не освоил, не реализовал, не понял сегодня – это завтрашние демоны и страхи

все пустынно на его картинах, и тут не просто метафизика: жизненная, сущностная пустота основных абстрактных понятий, которая реально не наполняется, остается трансцендентной — это напоминает ситуацию окаменелостей или даже статуи, которая имитирует живое существо, но оказывается пустой внутри; глубоко верно, потому что мы не в силах дать определение человека «вглубь», основные измерения остаются пустыми для нашего разума, абстрактными

итак, не просто метафизика, но художник-мыслитель пишет зрелое сознание, умозрение, из которого выметена вся суета, все условное и иллюзорное; ощущение пустоты и мертвости привычных очертаний (люди, дома, доходы, отношения) — высший реализм осознания истинного состояния в мире, моего знания о Боге, самосознания моего Я

мысль о Роке прорезает сознание, нарушая привычное течение дел, разрывает уютный мирок и систему категорий, все то здание мирской логики, которое я заботливо возводил, обманывая себя и убеждая в том, что решение за мной, бездарный строитель собственной судьбы – чистая игра в слова

а на самом деле, за кем решение? что я решаю в этом мире? правда ли, что Бог мыслит и обо мне или это очередная спасительная иллюзия в борьбе человека против страшного одиночества под солнцем?

 

отношения с судьбой проходят определенную эволюцию, и возможно, правы те, кто полагает, что юношеское ощущение Рока уходит, когда человек обретает полноту сил и начинает игры с Фортуной, в то время как старея он оказывается перед лицом Фатума? — пресловутая переменчивость судьбы оказывается естественной эволюцией нашего сознания —

может, и так, однако самое важное не это: с течением времени, с опытом, мы начинаем ощущать ее, мы все яснее понимаем предопределенность, как ее понимали греки, когда в безумном усилии человек бросает вызов, пытается что-то изменить, но постепенно цепенеет, ощущая неизбежность Рока и бессилие человека — вообще, условность любых наших усилий в этой сфере: это фатализм — мудрое смирение перед Неведомым, чье присутствие зрелый интеллект безусловно признает

мир на картине Кирико застыл в полном оцепенении, нет жизни на этих мертвых площадях, но это мир Духа, неизменный и вечный, где ничего не зависит от прихоти или действий человека и его слабой воли; и как всякое смирение, это тоже — момент высшего познания….

 

энигма фатальности….

да, по названию, Фатум — энигма, выдуманное чудище, призрак, а не реальная сила; она вторгается в нашу жизнь, нарушая привычное течение дел, однако такое понимание от невнимательного взгляда; на самом деле, жизнь эта пуста, город — мертв, лиц нет на его картине; энигма придает моментум, родит движение и возможность проявления

энигмы правят нами, иначе жизнь (настоящая высшая жизнь) остановилась бы по той простой причине, что мало кто из людей задавал себе вопрос, а сколько во мне реальной духовности, насколько я вообще способен к метафизическому существованию, реальной трансцендентности — и кто проводит с собой эти мыслительные тесты, знает их неизменно неутешительные результаты…

впрочем, есть отличие выдумки от энигмы: если первая есть произвол праздного ума и по сути полная пустота, бессодержательность, то вторая всегда какой-то чертеж высшей реальности, миг прозрения, влекущий оазис в пустыне мира, однако тут мираж может оказаться мигом реальности —

тут надо верить в миражи — просто по той причине, что такова природа человеческой духовности: она умирает от достоверности вещей и питается энигматикой Универсума; и потому энигма фатальности не призрак, не ложное видение, а каждая ваша энигма есть ступень на пути к высшей реальности — а никакая другая мыслителю не нужна по определению

 

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ

это дом, полный хлама, или просто куча бессмысленных вещей, никак не связанных — наваленных кое-как всеми подряд, и никто по сути не в силах вывести хоть букву какого-то реального закона; ничто не доказуемо, все ненаучно в реальном мире философского познания

перед лицом великой пустоты, вечного мертвящего Ничто философы пытаются найти какие-то связи и оправдания — так родятся наши науки, логика и психология, за которые мы хватаемся в безнадежной (и чаще откровенно схоластической) попытке прикрыть духовную наготу – так в наших вузах учат «гуманитарным наукам», потому что не в силах возродить веру, настоящую высокую эстетику, глубокую метафизику

эти «науки» — убежище для простаков, однако в глубине души, там где прикровенно вершится некий тайный синтез, мы понимаем, насколько трагически бессилен разум, однако это не слабость, а сила нашего интеллекта, что он осознает свое конечное бессилие —

автоматом назван он на одной из картин Кирико, потому что наше знание превращает нас в автоматы: мы совершенно механически повторяем главные слова — вера, бог, душа, справедливость, красота, вселенная, судьба — совершенно не отдавая себе отчета в их реальном значении: «науки» их не определяют!

и в этом есть неизбежная логика развития мирского ума и человеческого знания: они конечны и стремятся к конечным дефинициям, не терпят таинства, хотя признают, что именно в нем суть — но отвращены от сути всем ходом истории и развития сознания…

 

энигма…

человек задумывается над тем, куда движется процесс познания; он не просто читает книги или слушает новости, мыслитель всегда ощущает общее состояние знания, и в нем рождается тревога…

Кирико живет в тревожные времена страшной войны, голода, новых, оголтелых политических авантюристов, а также бурного развития науки, искусства – ничего не поймешь, и рождается тревога: общество слишком беспечно развивается и принимает все новые формы бытия, наука бурно открывает все новые горизонты, люди слишком быстро привыкают к самым резким проявлениям экстремизма…

 

сегодня, как никогда, это актуально: по мере развития знания все яснее оказывается, что человеческий ум, в сущности, весьма ограничен каким-то естественным горизонтом, и нарушается эта гармония и связи, и чем дальше он идет вглубь проблем, тем сильнее импульс, тем резче разрывает связи с духовностью, образами прошлого, таинствами, готов на любые комбинации ради, как ему кажется, такого близкого синтеза – вечная проблема Фауста —

и вот, греческая многоцветная Судьба, веселая Фортуна Возрождения сменилась этим монохромным Роком, который нависает над умудренным человечеством, совершенно непонятный для него, совершенно фатальный; в холодном лабиринте современной жизни рука – не Божья и не дьявольская – а странный призрак, Судия, Дамоклов меч, настигает человека, который совершенно не готов к этой встрече

метафизика обнажает пустоту нашего духа… и башни на картинах Кирико возвышаются как символы этой пустоты

 

БАШНЯ

Тайна башни?

но нет никакой тайны: это просто башня как символ мощного укрепления – башня Духа! – она стоит среди пустынного мира, потому что в нем нет для художника ничего содержательного, башня сконцентрировала в себе весь смысл, всю мощь, все содержание, символ мощного укрепления, стены, о которой писал Достоевский:

человек «пасует перед стеной» — и правда, когда смотришь на нее, пасуешь…, тут не подступишься, не объяснишь простыми словами…

но башня вне человеческого, вне привычного, вне Бога; бессмысленное мощное сооружение, которое этими флагами утверждает свою мощь и идею, но в чем эта идея? метафизика власти? символ торжествующего католицизма – или смысл картины гораздо глубже?..

Повторим, тайна башни в том, что она пуста: в ней никого нет и она пуста совершенно и безысходно, как бывают пусты только императорские дворцы, когда там умирает владыка… Она пуста, но так торжественны эти колонны – порядок, отражающий некогда существовавшие святыни и идеалы…. Но что происходит с культурой, просто с человеческой душой, когда выхолощены идеалы, не замирает сердце, когда нет веры и нет любви, а здания стоят, храмы стоят, стоят, как символы былой веры и мощи, порыва духа к Богу…

да, это и есть символ духовного порыва, порыва тех великих людей к неизвестному Небу, в котором они видели свою единственную надежду; и возникает странный вопрос:

зачем они строили соборы?

зачем воздвигали эти громады и верили ли они сами в эту мощь, в торжество своего единения с Богом? или, отчаявшись в этом единении и своей вере, отравленной папством, последним усилием воли они вздымали к небу эти громады как последний и единственный шанс дотянуться до неба — как наивно!.. и видимо, можно вывести тут максиму: чем выше ваш собор, тем дальше вы от Бога…

Зловещая пустота в черных глазницах окон… Вековой покой небытия, Вечные попытки человека дотянуться до Бога, утвердить его – тут, рядом со мной… Но когда в своем стремлении к небу вы возводите материальный символ своей веры – он не становится вам домом

мы учим, что готический собор перестал быть крепостью Бога, как романский, а стал домом Бога – и человека, который испытывает там светлое религиозное чувство и приближается в Творцу, но это глубокое заблуждение, которое художники прошлого взрастили в пастве; они ведь не были мыслителями, а вот современный мастер, острый мыслитель, развенчивает это заблуждение:

башня, выстроенная посреди площади, кажется покинутой и Богом, и людьми; она пуста, устремленная в черное пустое небо; символ веры, которой нет определения и пристанища, и души одинокой и брошенной – и наконец Бога, которого мы не ведаем – то есть, в каком-то своем художественном измерении она и есть этот Бог, ставший каменным идолом, недостижимый и метафизически непознанный для убогого человечьего ума, отрекшегося от всех святынь…

все создания духа отторгаются, уносятся в небо, и человек ощущает страшное одиночество и брошенность среди памятников веры; ему не войти в эту метафизику, не разгадать вековых загадок, не войти в башню, в которой скрыто Сущее…

смысл современного искусства именно в этом: оно не дописывает картину, не вносит еще одну ноту в разнообразие мелодий, но кричит о невозможности, оно кричит о тупике, кризисе, смятенной беззвездной душе; создает такую среду, где каждый камень кричит об этой невозможности, о вечном

в конечном итоге, снова — о Роке, который замещает все выхолощенные святыни (вот и исток той паранойи, которая нынче трясет цивилизованное человечество)

Говорит Кирико:

Вся драма в том, что человеческий дух находится в фатальном состоянии: перед математически фиксированными законами он гибнет, теряет почву под ногами, становится частицей природного процесса, как любая другая материя

Мы убиваем в себе что-то очень важное и не в силах даже постичь этот процесс. Стали автоматами, которым мораль и знание дают набор необходимых реакций на все случаи жизни. Мы утеряли неповторимость и уникальность духовного мира.

С другой стороны, он писал, что человек «не любит реальности – любит миф, легенду, тайну, ужас, и он укрывается в них» — башня существует, хотя томит (и в ней и вокруг) гнетущая пустота, однако разрушить башни духа невозможно?.. Возникает и разворачивается драма современной духовной жизни.

 

Жан Кокто написал о Кирико: У него выдумка живее реальности, мучит и томит до боли» — томит, потому что он концентрирует драму, эту бессонную муку утерявшего Бога человечества.

Таким образом, башня должна быть пуста. Точнее, я, зритель, вижу ее пустой… В этой пустоте глубокий реализм критического осмысления современного сознания, которое стремительными темпами набирает знания, осмысливая окружающий мир и теряя мир тайный, все более знает – все менее верит и озаряется…

Да и само тайное знание, любое знание опустошает. Этот парадокс еще Соломон выразил достаточно ясно и конкретно. Словно постигая человек неизменно теряет: есть в нем какое-то равновесие естественного знания о себе и о мире, но импульс толкает знать больше, глубже, и нарушается равновесие, и по мере углубления наступает страшное опустошение – о нем знает всякий, кто мыслил серьезно и непрерывно…

Это обреченность.

Одна параллель. Мы долго мыслили и писали о «загадках пирамид» — а ведь мало кого реально мучат эти, в сущности, несуществующие загадки; однако таинства веков томят, мы надеемся отыскать ключи к утерянной духовной мощи, или, словами Кирико, 

Мы связаны с верованиями, грехами и триумфами предков, и мы не можем представить мир без этой связи, снов, опыта, и мы со сладостной улыбкой переживаем их в искусстве…