Мадонна Дали
Если бы я мог попасть в Прошлое, Рафаэль и иже с ним казались бы мне истинными богами. Наверно, я единственный, кто понял, почему сегодня невозможно приблизиться хотя б ненамного к совершенству рафаэлевских форм. Мое собственное творчество кажется мне большим несчастьем. Как бы я хотел жить в эпоху, когда ничего не надо спасать! (Сальвадор Дали. Тайная жизнь…)
художник часто мыслит подспудно, ощущает какие-то идеи времени, царящие в нем представления – и отражает их; и вот, преображение, вера, церковь, святость – мы употребляем эти слова, однако понимаем ли мы их истинное значение? – ведь в нас нет веры и нет энергии Духа
он пытается понять эти слова; однако, когда не находит в себе цельной веры, не видит мира, проникнутого Духом, а напротив – хаос пустых стремлений, пошлость и суету человеческого муравейника – он и отражает этот хаос
однако в искусстве есть удивительная живительная сила, энергия преображения, которая пробуждается и снова начинает движение познания; но это творчество стало ужасно трудным делом
во всяком случае, само наше сознание направлено совсем на другие вещи и не может ясно представлять эти слишком сложные категории; а мы уже привыкли к некоторой ясности представлений, и нам трудно – и все труднее с ходом времени погружаться в эту метафизику
вот он и ваяет образ Мадонны в виде вихреобразного клубка представлений, явление под куполом храма, взметнувшиеся своды, исчезающие измерения и этот распадающийся образ узнан моим сознанием, так что я могу снова осмыслить собственное духовное состояние
я лишен цельности и той тверди, на которой стоит человек, растворен – как и это изображение на картине – в пустых вихрях и случайных вещах и все пытаюсь собрать воедино мои представления…
но с другой стороны, тут он изображает некое центростремительное движение, и чем мощнее силы этих вихрей, разрывающие мое сознание, тем упорнее я должен держаться этого стремления и духовного зова: теряя себя одного – нахожу другого
кажется, каждый из мыслящих современных людей входит в храм как тихий мятущийся вихрь и застывает там взрывом смысла, вопросов, сомнений – да, с этим вечным сомнением не в Боге, а в самом себе, своем несчастном разорванном сознании, которое не сумело вместить (слова Иисуса) вселенную смысла
в выражении их лиц отношение к человечеству, в данном случае ироничное и снисходительное; художник с досадой созерцает человеческую кичливость и суету, ведь он остро ощущает реальный духовный потенциал современного человечества
а все определяется именно этим тайным показателем – все вещи в этом мире вообще определяются вовсе не теми показателями, которые вы публикуете в газетах и которым придаете такой громадный смысл – так что трубя о своем громадном знании и своей могучей силе, современный человек в критический момент оказывается пустышкой
вся проблема в материи
он стал слишком ярым материалистом, расставшись с иллюзиями и идеалами, утеряв всякие духовные ориентиры, плывет в пространстве без смысла и толку, обреченный на одиночество во Вселенной и внутренний хаос – таковы и его настоящие представления, и эстетика, и философия
став компактным, цельным со своим знанием и опытом, торжественно объявив о победе разума, человек вдруг утерял цельность, ориентиры жизни, заметался и вполне ощутил свою условность – и безусловность тех высших понятий, с которыми так легкомысленно расстался
поэтому да, произошел взрыв нашего духовного мира, однако этот взрыв совершенно по-разному воздействует на разные умы: один радостно объявляет, что «Бога больше нет» — а что есть? — другой ощущает новое центростремительное движение духа
и храм восходит в небеса…
потому что тут, на земле, он уже невозможен: утеряна твердость представлений, то самое миросозерцание, которое так ценили наши деды; они скептически воспринимали новые знания и достижения цивилизации и умели ценить не ответы, а вопросы
они были скромнее и чище, и глубже нас
Что из себя представляют люди света? Вместо того, чтобы стоять на обеих ногах, они, подобно фламинго, балансируют на одной-единственной ноге. Они делают это из жажды аристократичности, чтобы смотреть на все свысока, и спускаются на землю лишь по крайней необходимости
он ясно видит – как настоящий художник, который привык укоренять объект и строить все измерения мира заново, на прочных основаниях – видит неукорененность современных людей
и, конечно, тут отсутствие небесных корней
храм уходит в небеса, Мадонна покидает человечество, не способное воспринимать высшие материи – тут и отношение художника к публике, которая вообще отрешена от этих тем: разговор со слепыми; сегодня эта идея стала максимально актуальной 1
наше общественное сознание (если я употребляю термин чего-то реально существующего) так набито фикциями, что иные слова вообще перестали что-то значить
впервые мы понимаем, что бессмысленно уже даже начинать разговор на эти темы: при слове «религия» публика сразу настроена на критический лад и начинает обсуждать, на каких машинах ездят попы, – no way
на самом деле эта политическая сознательность и критика власти есть не что иное как явное духовное и следующее за ним неизбежное идейное вырождение: сознание, лишенное всяких опор, цепляется за чужие теории и спекуляции, не в силах установить координаты нормальной жизни и внутренней гармонии
в таких условиях смешались вызов и факт, эпатаж и реальность, фантазия и норма; в глубине этой растерянности люди не понимают такого искусства не потому, что оно сложно, а потому что на самом деле на его вызов и обличение им совершенно нечем ответить
мне нравится в этой работе идея персонификации Бога
у нас как-то подобные понятия стали слишком необъятны и расплывчаты; прямые вопросы, которые задают герои Достоевского, остались в прошлом, и наша метафизика стала огромной, как Вселенная, и совершенно невыразимой — и оттого невыразительной
люди пишут иконы или такие вот картины просто потому, что я хочу писать Его лик, быть с Ним и в Нем, в меру слабых моих духовных сил приобщиться к Его миру и Облику; я понимаю, что не смогу совершенно воплотить Его, однако это приближение есть неотъемлемая черта настоящего творчества
это творчество высших смыслов; когда писано было, что человек «есть образ и подобие» — так предполагались постоянные усилия творчества этого образа и осознания подобия, тут уж точно ничего не сделается само собой
взрывающиеся мадонны, обращающиеся в частицы, восходящие ввысь, как наши слабые упования, попытки собрать взорванную веру в разуме, пребывающем в пароксизме отчаяния – того светлого отчаяния, которое мыслители ХХ века называли основой сознания
с другой точки зрения, сознание – это модель; то есть, существует исторический тип сознания, которое работает по определенной модели, и все мы понимаем, что имеется в виду, когда говорят, например, о «средневековом сознании»; а какова современная модель?
видимо, она включает огромные пространства, широкие горизонты знаний, потоки информации; она утеряла компактность и обрела новые координаты и действительно, наше сознание работает как галактика: в нем основные орбиты, некое равновесие, силовые поля
утеряв цельность и компактность единого тела, оно теперь само должно восстановить взорванный мир; нет больше универсальных формул истины и смысла жизни – субъект строит сам свой мир, и любая подобная картина Дали и есть такая формула нового сознания
и мне нравится этот поиск координат, и личный творческий взлет, и эти небесные корни; тут материя ничто, движение — все
чем дальше мы шли по пути материализма, постигая физические законы этого мира и пытаясь на их основе построить сознание и общество, тем большее разочарование и уныние овладевало нами; так что сегодня этот порыв духа поистине осознан и целенаправлен как никогда
человечество словно формулировало и отрабатывало все альтернативные и новые варианты развития – и отбрасывало их; при этом наше сознание оказалось в совершенно безграничном пространстве – это Космос, из которого мы вышли в нашем духовном порыве и к которому вновь пришли на следующем витке эволюции
и современный мыслитель ясно осознает обусловленность этого движения и его плодотворность, в отличие от всех этих суррогатов и симулякров политической пропаганды; чем больше у нас отнимают идеалы Духа, тем тверже мы в них укореняемся – в этом их наилучшее утверждение
современный человек духа находит совершенную внутреннюю свободу; никакая церковь больше ему не нужна: она исполнила свою историческую миссию, отныне человек идет сам
1. Отношение к Рафаэлю у него сугубо восторженное, вот из Дневника: «просто грезить о рафаэлевской мадонне, не имея в виду никакого богохульства, — об этом нельзя было даже заикаться» — он быстро преодолел программные требования сюрреализма, в том числе воинствующий атеизм – совершенно бесплодное занятие