Ноги Моллоя

роман Беккета построен на подтекстах, которые так просты и прозрачны и составляют самое главное очарование чтения; приведем отрывок из «Моллоя»; герой там идет через болото и сетует, что идти все труднее…

Теперь мое продвижение было очень медленным и очень болезненным из-за короткой окосневшей ноги, которая была такой отвердевшей, какой только может быть человеческая нога, но, черт подери, теперь она стала совсем каменной и к тому же с каждым днем становилась все короче, да к тому же и другая нога твердела в свою очередь, хотя и не укорачивалась, к несчастью. И когда одна укорачивается, а другая нет, вы начинаете волноваться. Ну, не то чтобы я по-настоящему волновался, но это беспокоило, да, беспокоило. Я не знал, на какую ногу ступать, когда спускался. Давайте, попробуем ясно выразить эту дилемму. Слушайте внимательно. Затвердевшая нога, конечно, причиняла беспокойство. Я имею в виду старую затвердевшую ногу. А другую я обычно использовал как опору. Но теперь эта последняя в результате отвердения и соответствующего состояния нервов и жил начинала мучить меня еще больше первой. Господи, вот дурацкая история; не хочу делать из этого драму, но старая нога, понимаете? — я уже привык к ней, в какой-то мере, и даже вполне сжился с этим, и мог… \\ снижать боль, как минимум, массируя ее, как максимум, используя костыли. Но я не мог теперь использовать этот ресурс, потому что у меня теперь не было одной больной ноги и одной более или менее здоровой, теперь обе были больные…

для удобства читателя я подчеркиваю наиболее важные слова в этом потрясающем отрывке; итак, все согласились, что это рассуждение о кризисе философии; по мнению ведущего, образ «короткой окосневшей ноги», или «старой больной ноги» — это метафизика, которая вечно была «короткой» и ставила неразрешимые проблемы перед каждым философом; и действительно, мы уже так привыкли к ограниченным возможностям метафизики, что научились жить с этой хромотой и даже, как тонко замечает маэстро, ощущали некоторую приятность в ней; герой «вполне сжился с этим»

однако отвердение второй ноги меняет всю ситуацию; эта вторая заболевшая нога и породила спор; вы понимаете, г-да, что без решения проблемы этих ног мы не могли перейти к костылям, а без них – к первой сцене пьесы и к ботинкам Эстрагона

резюмируя дискуссию, — тут уж все блеснули эрудицией — Беккет употреблял в разные годы разные пары как основные антитезы, выпишем их, чтобы найти однородность (я опускаю аргументы, цитаты и ссылки):

необходимость и судьба
индивидуальное и универсальное
добродетель и порок
реальное и идеальное
чувство и интеллект
гуманизм и духовность
эстетика и метафизика

— мы видим во втором ряду понятия, которые сводимы к универсальному, или к метафизике, в то время как в первом ряду собрались понятия, которые более относятся к человеку (и даже пара «добродетель-порок», поскольку маэстро полагает порочным мир), его фантазии, искусству; отсюда, мы делаем вывод, что вторая нога – эстетика

теперь обратимся к приведенному тексту; фраза «Я не знал, на какую ногу ступать, когда спускался» очень содержательна: спуск явно намекает на состояние умов послевоенной Европы, а эту атмосферу Беккет и передал гениально в пьесе, и если до войны искусство бурно развивалось и открывало все новые горизонты, суля надежды, то теперь наступил явный кризис эстетики («начинала мучить меня еще больше первой»)

— так сказать, «массировал» метафизику эстетикой, в искусстве, в бурной фантазии сюрреализма, абстракции и пр., находя исход вечным загадкам метафизики и проблемы существования

теперь же наступил страшный кризис эстетики; двое бродяг стоят на послевоенной дороге, и вокруг них пустота, и Годо не придет; Бог забыл о человечестве, и все упования, фантазии и образы – которые были призваны и реализованы, в первую очередь, разумеется, духовной доминантой, порывом духа – теперь «окоснели», и вторая нога перестала служить опорой

отсюда, понятны эти костыли, до которых дискуссия добралась наконец к третьему часу, — потому что костыли Моллоя, на самом деле, это те вековые догмы, которые помогали человечеству, например, общество, культура, религия: действительно, опираясь на здоровую ногу – на искусство, на творчество, — с помощью этих костылей человечество могло как-то передвигаться и полагать, что идет вперед и это называется прогрессом (напоминаем, что Моллой никуда не дошел, ни с костылями, ни без них) – идти даже при условии вечной своей (метафизической) хромоты

так вот, это еще куда ни шло, но теперь, когда человек очутился на этой пустой (послевоенной, опустошенной) земле на двух больных ногах, при этом одна короче, а другая никак не хочет укорачиваться: проф. Бек гениально нам разъяснил, что это, разумеется, метафора эстетических притязаний человечества, которое никак не может понять своего катастрофического культурного состояния и упорно продолжает ступать на вторую ногу, которая окоснела так же, как и первая, и именно эти беспочвенные притязания более всего раздражают Беккета; Моллой, у него, вынужден делать частые остановки, и это понятие как раз и соответствует осознанию идейного кризиса европейской послевоенной цивилизации, если уж выражаться языком банальной науки…

ресурс, о котором говорит Моллой в нашем тексте, именно и есть духовные и нравственные догмы, которые помогают художнику и мыслителю развивать философию, при условии —

что такое феноменология и в чем заключается революция, которую начал Гуссерль? – именно в редукции всего вышеописанного; ходите без костылей, сначала будет трудно, будете падать, но иначе не научитесь ходить сами

важны ваши личные ощущения, интуиция, ваши чувства – куда подевались чувства? – и только так можно добыть кусок настоящего знания

тема «Гуманизм и духовность» особая, ведь эти понятия на протяжении всей современной истории Европы противостояли, этот дуализм принимал часто весьма острые формы; пока Моллой имел одну здоровую ногу (гуманизм), он мог спокойно идти, опираясь на костыль (веры), но после войны нога стала явно хромать – какой там реальный гуманизм после Освенцима и Хиросимы – и теперь возникла полная невозможность развития на каких-то реальных здоровых основаниях

кажется, вообще нельзя примирить эти два понятия, однако именно эта основная антитеза гуманизма и веры в Бога и была двигателем европейской культуры на протяжении пяти веков и давала наиболее выдающиеся произведения искусства и философские системы; художник вообще не может творить, скача на одной ноге, если использовать все ту же метафору ковыляющего Моллоя…

только дихотомия, разнобой никак не помогают реальному движению, отсюда и все те кризисные явления, которые мы наблюдаем, и особенно в тех местностях, где вера была истинной и состоялось настоящее крушение духа…

итак, костыли мало тут могут помочь – они хороши на ровном тротуаре нормальной цивилизованной жизни, а не там, где под ногами materia prima, земля как она есть; тут не до догм, тут нужны реальные решения

присутствующие вспомнили эпизод из романа, где плененный и раздетый Моллой имеет только один костыль и крушит («спихивает», как он объясняет) мебель в комнате: тут именно подтверждение гипотезы, ибо герой низвергает мир при помощи догмы, которая оказывается бессильной в условиях, так сказать,

наготы…

у Дали тоже есть эта тема, я вдруг тоже нахожу у него костыли – подпорки, на которых стоят его дамы в «Горящем жирафе» или персонаж «Сна» — у них та же природа

сон – это просто нулевая степень сознания, которое оказывается сплошь на костылях, однако и в бодрствующем состоянии они не слишком резво бегают, застывшие в этих вечных песках цивилизации

потому что она наполняет – и она опустошает

сегодня тем более мы все яснее ощущаем эту силу, которая прижимает к земле, лишает инициативы, гасит сознание; жизнь на всем готовом, неуклонное превращение в паразита, который без этих чертовых костылей и шагу ступить не может…

картина чудесная

ее не надо объяснять, да и без того понятна эта иммобильность, начальное состояние – от которого иные так и не отходят – и сколько же усилий требуется сознанию, чтобы проснуться и начать самостоятельную жизнь!

и сколько людей – подумайте – вовсе не уверены, что стоит просыпаться: чтобы узреть эту пустыню?.. а ведь людей научили видеть такие сладкие сны…

на необъятной равнине эта картина – просто символ времени

дополнение скептика

бывает твердый скепсис и очень скользкий оптимизм; а лучше всегда стоять на чем-то твердом, во всяком случае в философии, морали и пр. – так вот, мой скепсис относительно этого поколения базируется на изучении, а не на юношеских воспоминаниях, «какими мы были»

потому что мы были тоже те еще кретины, однако рвались к чему-то и скупали в букинистических любые полезные книжки; мы читали, искали, задавали вопросы и не верили им ни в чем; и многое поняли в этой жизни

и главное, то, что посвящение, творчество, жертва, отчаяние, вера, преданность, судьба – этого не придумаешь; этому нельзя обучить или сымитировать; если всего этого нет – жить проще, только это жизнь робота

а роботы не обязательно бывают металлическими и страшными, как их рисует Гигер; нет, они бывают симпатичными и ловко владеют жаргоном, и всегда в теме и здорово держат нос по ветру…

без этих свойств жизнь – тысяча мелочей, этому их и учат; утеряна концепция сознательной жизни; и отсюда, все беды и человека, и страны, потому что у него жизнь пуста, нет созидательного проекта и мир сознания вообще вторичен

человек не опирается на связи, родство, людей, честь, любовь, на Бога, только костыли убогих и банальных аксиом, на те же общество, культуру, работу – все это уже спущено на уровень вниз, так что нет никакого общества и т.д. – тусовка, попса, балдение в офисах, тут уж не костыли, а просто ползанье!..

в ХХ веке люди вдруг открыли, что они не так хороши, как пел гуманизм, что они на самом деле самый алчный, агрессивный и страшный род в природе; потому что ими была утеряна высшая природа, духовность; и на указанных костылях далеко не уйдешь

ну а калека – известный феномен, у него единственная альтернатива: или он учится ходить, находит цель и снова овладевает движением – или озлобляется и становится чудовищем: произошло второе