Культ безобразия и пр.
герой поэзии – сам поэт, герой музыки – автор, тут его чувство и томление; живопись все-таки изображает реальность, окружающий мир, она – отражение
трепетные балерины Дега выглядят предпочтительнее; Лотрек подчеркивает аляповатость, вульгарность своих звезд кабаре, вот настоящая буржуазная культура, торжествующе ниспровергающая хороший вкус и красоту – царство пошлости!
зачем она художнику? — это что, и правда культ безобразия? вот, добронравный критик пишет:
Нас окружают картины безобразия, как будто гной заливает нашу душу…
как будто у него душа ангела, и ее заливают гноем; однако критик этот отстал от жизни, ибо в ХХ веке мы стали гораздо реалистичнее смотреть на души и пр.
есть опасное знание
жрецы в древности глубокой недаром таили знание: прекрасно понимали, что не всякому можно его передавать; есть вещи, для которых требуется длительная подготовка и настоящий масштаб сознания; и мы живем в эпоху, когда это опасное знание вышло наружу
так происходило регулярно в истории культуры, и люди пытались ловить этих змей, придумывать средство против яда – миф о Пандоре продолжает жить, видимо, он вечен – и совсем не миф…
одна из таких опасных максим касается людей, и она говорит о том, что человек есть зверь; снимите флер, откройте глаза, говорит она, вы живете среди зверей; посмотрите на эти фильмы, послушайте новости, и вы поймете: у нас очень мало контраргументов…
а нужны ли они вообще?
с одной стороны, правда — это всегда хорошо, конечно, только к чему же приводит это милое убеждение? – к полной безнаказанности ублюдков, которые теперь знают, что их порок, их хамство и ненависть – обычные черты человеческой природы, а не извращение, вот они и куролесят
но по какому-то непонятному закону развития мы принуждены открывать эти ящики Пандоры; возможно, чтоб там не копилось… все это, и не произошло взрыва
в ХХ веке мы перестали жить с закрытыми глазами, мы приняли страшную правду и пытаемся жить в мире, где главенствует и все определяет — зверье; так что слова «культ безобразия» — очередная красивая формула эстетики, которая имеет мало смысла; на очередном витке развития культуры очередной мастер пишет – правду
не могу сказать, что самому мне все это понятно до конца (было бы понятно – не сел бы писать): впечатление, что Господь по мере нашего движения вперед и освоения новых горизонтов сознания, навешивает новые и новые гири на наши несчастные души
и разрушается лепота «Божьего мира», там, где вчера они видели гармонию – теперь зияет клоака, словно теперь они могут использовать телеобъектив, и сразу бьет в нос открывшаяся картина – гаснут огни надежды и свержены кумиры
однако движение продолжается
вообще, есть два типа художника, или просто — два типа человека: один наблюдатель, холодно созерцает он мир, в самом себе черпая идеал и волю к жизни; совсем другой тип — Лотрек, он предпочитает не судить извне, не наблюдать, а войти в эту кипящую пеструю жизнь и раствориться в ней
может быть, тут – в первой фигуре – страх потерять себя, в то время как второй лишен этого страха? – правда, биография мастера, так сказать, говорит об обратном: вкусить эту жизнь и раствориться, потерять себя – опасно
только ведь любое настоящее творчество опасно, это никогда не проходит как приятная прогулка…
Т. Адорно писал:
Негативность субъекта как истинная форма объективности может проявляться только в радикально субъективных произведениях
эта негативность – интересное явление
с одной стороны, мы же не выражаем сущность человека, а видим его внешний облик, поэтому видим его негативно; скепсис – наилучшее настроение познания; с другой стороны, я сам ощущаю негативность собственного состояния
радикальная субъективность – это значит писать без экивоков и общих мест, конкретно и рельефно, это стиль Лотрека, который режет свои морды и тела шлюх, не взирая на принятые нормы
вывернули жизнь: те привыкли жить в благолепии, не обращая внимания на отдельные пороки общества и личности – а эти вывернули наизнанку и в этой кишащей безумной толпе смотрят в небеса и видят ангелов
Беккет, по мысли философа, «обращает собственную иллюзорность вовне» 1 — то же делает Лотрек, для которого весь этот Париж – один сплошной Мулен Руж, нескончаемый карнавал масок, ни одного совершенного, красивого лица
с другой стороны, море экспрессии, в котором он плавает с утра до вечера – тут ведь и собственные болячки, и пороки, ощущение греховности, обреченность; и поэтому — исповедь
действительно, тут есть параллель: диалоги Беккета — это как бы ничего не значащая игра в слова, за которой зияет безысходность и вопросы без ответов; карикатуры Лотрека – взрывы жизни среди холодной тоски небытия
с другой стороны, тут «аннигиляция реальности» (49), такое творчество «само по себе является распадом» (80), творю значит живу? – творю значит гибну! – только так теперь звучит эта формула
то есть, считает Адорно, автор «выражает это ощущение опасного, чувство бездны» — таким образом, переводя на живопись, простым отказом от компактности и формы он подводит нас к последней грани реальности, заставляет заглянуть в эту бездну
недаром столько набросков, и большинство работ Лотрека производят ощущение незавершенности; а зачем завершать? – мы ж тут не идеал созерцаем, тут клубящаяся бездна – дно жизни
это драма художника в пропасти – в клоаке современного города, где он уже не встречает совершенства, идеала, гармонии – но кипящую пошлость и вульгарность, так что ж ему, повернуть и двинуть домой?..
интересна эта обрывность, фрагментарность рисунков Лотрека, словно он не может завершить опус, не находит нужной суммы элементов – да тут сама жизнь такая, обрывная, отчаянная, и однако же другого выхода нет: если не найти каплю света, гран надежды в этой «бессмертной пошлости людской» — все теряет смысл
то есть, основная миссия искусства – повышение жизнеспособности – реализуема не на ваших мифических высотах, а именно здесь
Адорно пишет, что совершеннейшие «создания искусства осуждены быть фрагментарными», подтверждая тем самым, что в них нет того, на обладание чем претендует имманентность их формы (134) – так нечего заявлять претензии, которые ты все равно не в силах реализовать
А. де Тулуз-Лотрек. Труппа мадемуазель Эглантин
они обезличены, превращены в декор
тут даже можно наметить некую закономерность: чем ближе плакат к завершенности, тем меньше реальных черт людей: они смыкаются в массу движения, в ряд – и напротив, набросок являет резкий жест, гримасу, характер
эта толпа съедает нас, превращая в месиво, в рой; в этой живописи много настоящих, глубоких прозрений
Адорно пишет о произведении, которое лишено значений:
Произведение опускается до отсутствия значения…, что свойственно только величайшим мастерам (193)
что великого в пустоте?
а то, что там правда: прежняя литература и искусство были полем идеалов, которые, разумеется, часто придумывались, реальность дополнялась до нужной цельности, конфликт поднимался до уровня настоящей полноценной драмы — трагедии
в ХХ веке так писать уже нельзя: нужна правда, нужна исповедь; он пишет пустоту, мишуру, пошлость, отвращение; он возносит кордебалет до шедевра – или бросает солидного клиента в болото — потому что тут нет устойчивых значений, жизнь «вылетела из гнезда», сорвалась с петель
он не придумывает значения, если их нет
однако в этом безобразии он вдруг находит образы: милая мордашка, изящная кисть руки, влекущий зад, полумрак сцены – покоряющий, подчиняющий взмах ноги танцовщицы
А. де Тулуз-Лотрек. Иветт Гильбер кланяется публике
в центре – танцовщица как воплощение и пустоты, и одновременно новой свободы самовыражения
Лотрек передает динамику жеста, поклонов или па, его интересует атмосфера действия, а не конкретное лицо; собственно, лиц нет – и он гениально одним штрихом передает мимику, гримасу, тут невозможны портреты
эта жизнь фрагментарна, она дробится, разбрасывая осколки по залу; в ней никакого содержания – идеала, тепла, веры, порыва – лень и усталость царят на его рисунках; люди – товар, все на продажу
судьба Лотрека, как судьба любого гения, порождает массу вопросов: в ней сплелось много конфликтов, прозрения и ошибки, которые небесполезно осмыслить; например, почему непременно опускаться на это дно?
люди живут на разных уровнях реальности – точно наподобие рыб, среди которых есть такие темные, большие и пучеглазые, которые медленно плавают на предельной глубине и не могут подниматься в теплые воды у поверхности океана
у рыб есть твердый закон, который они соблюдают тысячелетия, и такая рыба, видимо, скорее подохнет с голоду, чем двинет к берегу искать себе пищу
если ты рожден мыслителем, ты вряд ли сумеешь порадоваться этой ярмарке тщеславия, тебя не увлечет пестрый рой толпы, с ее простодушными удовольствиями, или голливудский фильм про киборгов
но все же у людей все время возникают сомнения в собственном предназначении, и они не так строго соблюдают это правило, ну а художники – тем менее; словно в их задачу входит оправдание жизни – всей земной жизни целиком, и пишут они именно это Бытие человеческое, а не картинки кабака…
это совершенно иное отношение к реальности, в которой кишат пороки и художник именно, «в навозной куче роясь, нашел жемчужное зерно» — а что еще остается…
в этой модели – по сути дела, полное неприятие реальности, но выполненное гениальным художником, обреченным на гибель, и сама его судьба подтверждает и утверждает в качестве современной трагедии его идею; он предтеча сюрреалистов, поднявших открытый бунт против этого мира буржуа
огромная разница: художник XVIII века любуется реальностью – современный стремится ее превзойти, тут порыв духа, тут «мост к другому берегу», и истинно поражает этот могучий порыв в обреченном калеке; он дает всем нам пример несмиренности, настоящей воли к власти
и как разбросанные последние цветы в осеннем саду, на пороге зимы, светят из ночи и греют душу эти яркие всплески пастели
А. де Тулуз-Лотрек. Танцующая Джейн Авриль
1. Т. Адорно, Эстетическая теория, гл.2