Завороженность. Александр Блок и Эдвард Мунк
В Тебе таятся в ожиданье
Великий свет и злая тьма —
Разгадка всякого познанья
И бред великого ума.
еще раз убеждаешься, что новые течения в искусстве не придумываются изобретательными умами, а созревают в глубинах гениальных творений; потому что только гениальная интуиция ведет поэта к открытию не столько новых идей, но более — новых отношений между предметами, понятиями, новых пластов бытия, новых измерений
поэт открывает не аналитически, но синтетически, универсально; в этом и есть возможная «разгадка всякого познанья и бред великого ума»; между строками причинно-следственная зависимость: великий ум вообще обречен на великий бред, в котором созревают новые откровения и открытия; отсюда, неизбежный выход поэта из морали: его подвижничество вне нравственных оценок или категорий /или заведомо нравственно/
поэт в этом «великом бреде» выходит из земного, и можно предположить, что этот бред доходит и до Нее, синтезируется в Мировой Душе
в «пламени слез» 1 находят свое минутное разрешение все земные нравственные дилеммы, потому что человеческой душе не дано здесь успокоения и конечного разрешения; и самое чудесное очарование дарят его стихи, когда идет этот изумительный живой разнобой чувств: то уверенность, победный гимн, то страх, сомнение, отчаяние; то надежда обдает вас волной света – то тоска влечет на дно
и это действительно поэзия Блока, живая, юная, вся в порыве, несмиренная — и, однако, таящая в глубинах своих высшее смирение и готовность к жертве
Поэт тут не просто грезит наяву; читая его ранние стихи, вы ощущаете реальное движение
он входит в некий мистический круг — «неразмыкаемый круг» — и там идет уже совершенно новая жизнь, новые чувства и долг, и тут поражает именно обыденность, привычность метафизических состояний, изжитость удивления
так же привычно гладки и спокойны пейзажи Э. Мунка, в котором я словно слышу строки раннего Блока
и кто-то ждал на перепутьи
моих последних, страшных слов
символизм тут особый — и еще вопрос, символизм ли это или Блок, как всякий большой поэт, изначально перерос собственно течение, вышел из тесных рамок главной идеи… ведь символист намекает на существование мира высшего — именно намекает, — а у Блока этот горний мир — совершенная реальность, а земная блеклая действительность, в которой символисты намекают, тонет в дымке, рассыпается как незначительное и мелкое, прах, пыль
перед нами разворачиваются обыденные картины вышнего бытия; символист зашифровывает, сквозь здешнее он провидит духовные сущности, а Блок весь в нездешнем — это какая-то метапоэзия
И в этот час в пустые сени
Войдет подобие лица,
И будет в зеркале без тени
Изображенье пришлеца /1903/
весь здешний мир условен, и призрак, которого ожидает лирический герой, являясь беззаконным «пришлецом», сам делает мир беззаконным и ненужным; в этом земном мире ничто истинное не может обрести свой настоящий облик

Э. Мунк. Летняя ночь на пляже
я думаю, в этом смысл стиля Эдварда Мунка – эти глади вод на его картинах таят нечто роковое; вот, и у Блока тут его призрак «зеркальной гладью отражен» — причем, отражен чисто, «без тени», т.е. в этом мире ничто не отражается и не постигается чисто, тут царствуют бесконечные искажения, а он именно поэтому будет отражен идеально
стихи — в какой-то мере попытка зеркального отражения духовного опыта
человек должен преодолеть условность, искаженность своего образа; ведь и по Библии, он только «образ и подобие», и как образ, копия, а как подобие — искажение, так вот ему и следует преодолевать искаженность и обретать истинные черты, свое лицо… и у Блока в зеркале появляется не лицо, а «изображенье», а там входит призрак с «подобием лица»…
Она стройна и высока,
Всегда надменна и сурова.
Я каждый день издалека
Следил за ней, на все готовый.
Я знал часы, когда сойдет
Она — и с нею отблеск шаткий…
какая нездешняя музыка звучит здесь… именно она — главное в стихах о Прекрасной Даме
вопрос о самой Даме несложен; героиня Блока — тот высший, метафизический образ, чисто духовное существо, которое не претворяется в окончательные земные образы, но лишь мелькает в них, отражаясь — но не выражаясь вполне
она неуловима, Ее нет сейчас и здесь, и, однако, Она всегда здесь, с вами, незримо преобразуя и сублимируя вас и мир вокруг вас, все человеческие связи, чувства, идеи, отношения и пр.
Она — истинная, высшая любовь; платоновская Идея; наконец главное — София, Вечная Женственность, духовная субстанция, преобразующая всякого, кто попал в ее поле; ведь и творчество есть духовная субстанция, и высшая любовь и высшее творчество имеют одну онтологическую природу, они неразделимы — вот чему посвящены стихи раннего Блока
удивительный ранний шедевр — «Здесь ночь мертва…» — тут есть и тревожная, атоническая музыка метаний, безнадежность любых упований и надежд, неизбежные безумья на распутьях земных дорог и, главное, все пронизано той особой тревогой мятущегося Духа, которая чарует и заставляет биться самые тонкие струны души…
для нас тут интересно то, что в сумятице и хаосе слов таится, пронизывая все, вещий смысл: мы ощущаем его присутствие тем шестым чувством, которому нет названия, но которое единственное из всех ведет нас безошибочно
поэт точно знает /и это великая тайна ремесла/, сколько тайного и сколько явного придать тому или иному предмету и явлению, т.е. насколько духовная правда может показаться в данном месте, данной строке…
Во сне и в яви — неразличимы
Заря и зарево — лишь страх…
Мои безумья — мои херувимы…
Мой Страшный, мой Близкий —
Черный Монах…
отметим смысл в третьей строке, и дальше — мистическая картина:
Рука иль ветер шевелит лоскутья?
Костлявые пальцы — обрывки трав…
Зеленые очи горят на распутьи,
Там ветер треплет пустой рукав…
у Мунка есть картины из серии «Меланхолия» — там тоже одинокие люди на берегу, перед бездной Океана; человек на этом духовном пути проходит не только мир физический — его он просто не замечает, досадливо морщась; но оказывается, что наше сознание весьма несовершенно /помните — отражения/, и оно населяет душевную жизнь призраками и чудовищами, и это реализм — это-то и есть настоящий реализм!

Э. Мунк. Вечер. Меланхолия I
герою — чтобы очиститься, — надо пройти, превзойти эту фантазию и мечту, и видения, которые преследуют его, подменяя Ее суррогатами; набор символов в этом прекрасном стихотворении оказывается историей, полной глубокого смысла
еще одна функция стихов: они есть инструмент превосхождения, потому что физически лепят образы этого буйного душевного разгула, как бы моделируют его — таким образом отметая его /стихи как метла, которая выметает из дому сор!/ А вы наслаждаетесь стихами? полагаете, что это ради них все муки и боли?!
бросьте, это самое пошлое заблуждение
тут жизнь предстает веселой, полной риска игрой, духовной игрой
мы уже привели слова из письма к Белому и из статьи «О лирике»: «Быть лириком жутко и весело»; для него, три слова выражают почти все требования к настоящей лирике:
— молодость, ибо лирика вечно юная, и в письмах он все время предупреждает, как быстро она дряхлеет: есть там и о «лирических болотах», и просто:» старое… самое страшное»,
— радость, веселая игра — без этого лирика неизбежно становится скучной прозой, — жуть, мистика, тайна, ибо никакая лирика — будучи балансированием над пропастью, не может проявить мир до конца; а потому в с е проявленное условно, и жуть поджидает…
вот, на одной из самых знаменитых картин Мунка стоят эти девушки на мосту и смотрят в бездну – и не видят тут бездны, они ее пока не ведают, хоть конечно же предчувствуют всю эту блоковскую «жуть»
знамение времени
эта лирика так проста и воздушна; есть стихи философские, очень претенциозные, и они чаще скучны; а тут просто лирика, однако эти строки оставляют столько пространства, чистого воздуха, в них живет и дышит духовная правда и правда чувства, и поневоле возникают какие-то связки, подтексты
сама ткань стиха так прозрачна, она живая, трепетная
«У забытых могил пробивалась трава…»/1905/ мягко, песенно и таинственно утверждает весну Ее явления
Только здесь и дышать, у подножья могил,
Где когда-то я нежные песни сложил
О свиданьи, быть может, с Тобой…
Где впервые в мои восковые черты
Отдаленною жизнью повеяла Ты,
Пробиваясь могильной травой…
В кажущейся простоте образа вдруг возникает парадоксальность, резкий контраст; человек исходно мертвый, у него «восковые черты», нет жизни в них
она проявляет его Я, несет истинную жизнь; могилы, для поэта, — прошлое, там духовная связь, без которой нет будущего; «Отшедшие, сгоревшие дотла» тоже искали Ее света, и поэт синтезирует эти искания
Дева, Любовь — и могильная трава?! — видимо, на пути к Ней человек проходит некие круги; не разом, не прямо идет он, но проходя сквозь времена, эпохи, судьбы
тут поэт — носитель универсальной связи, та цельная частица бытия, в которой залог человеческого воплощения, восхождения на высоты Духа – да, теперь я лучше понимаю эти мистические композиции Э. Мунка, где мужчина и женщина, впечатление, никак не могут встретиться, проходят мимо…
может, полезно вспомнить такие образы; мы-то теперь вовсе утеряли всякую мистику, и трепет, и даже обычное уважение к мистике пола… в общем, постепенно становимся одинаковыми; это грустно
у Блока эта невозможность любви преследует вас, пронизывая завораживающий стих
или она уходит, или больна – а по сути тут снова старая сказка русской литературы про чахоточную невесту и «цветы запоздалые» /помните, даже у Раскольникова была такая невеста, которая умерла в ранней юности/ — сказка грустная — о невозможности духовной любви на земле
по Блоку, в горней любви нет поражений, и даже ее невозможность тут — победа:
Мы поняли, что годы молчанья были ясны,
И то, что свершилось, свершилось в вышине
жизнь дана для звездного молчания, плодотворного и духовного, для того, чтобы свершить этот звездный роман в Вечности и Беспредельности, отбрасывая и игнорируя все прочее — в нем нет никакого смысла; мир — стены, среди которых происходит таинство: стены не имеют к нему никакого отношения
именно поэтому поэт идет к победе, он оставит не ошибки и горечь, а
Одну эту песню, что пел с тобой,
Что ты повторяла за мной…
эту песню она унесет в звездные края как память о нем, как его великое свершение, и в этом стихотворении удивительные строки выносят на свет Божий как бы самую интимную суть, высшее качество этого бытия:
Когда я уйду на покой от времен,
Уйду от хулы и похвал,
Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,
Которым я цвел и дышал…
1. А. Блок. Собр. в 2х т., т.1, с.198