Аналитическая геометрия

треугольник, пирамида – это основание; оно прижато к земле, самая тяжелая фигура — трапеция

когда сходятся два треугольника, верхний – основание духа, получается звезда Давида, схема мироздания из каббалы

круг – знак гармонии или оболочки; то есть, оболочка есть имитация, симулякр гармонии; эллипс – ущербный круг, в нем стремление замкнуто (П. Клее, «Маска страха»)

квадрат – знак силы, всеобъемлющей власти; и снова, все зависит от общей композиции: в фигуре он маркирует ограниченность; перевернутый квадрат – ромб, знак Сил

все фигуры замыкают дух

Кандинский пишет портрет, фиктивная гармония разрушена стремлением, восходящим вектором

В. Кандинский. Вверх

он писал о «восходящей диагонали», которая разрушает мертвые формы устремляясь в духовном порыве; в его эссе каждая линия имеет свой смысл и вся картина становится одновременно живой геометрией (и преодолением оной) – в том числе и штрих, и точка

в известной своей статье Кандинский пропел гимн точке; он выделяет два главные свойства: максимальная концентрация и максимальное самоограничение; точка у него там выходит из фразы и начинает самостоятельное существование

она разрушает смысловую связь, отменяет традиционные семантические и грамматические связки и устанавливает силовые центры в композиции (точка обладает мощью огромной, кстати, поэтому в этих эссе нет почти точек – строка бесконечна)

тут действительно максимальная концентрация смыслов, своеобразная черная дыра, а по сути, в абстракции это знак человека; думаю, это символ духовной нищеты: стань точкой на плоскости – и ведь точка существует по всех проекциях и не имеет одного вектора, но собирает их все

это рождение нового смысла – который невозможно расплести и выразить словом — исход из земли к небесам: чем менее места ты занимаешь в социуме, тем мощнее твой порыв духа, и наоборот (социум – пирамида); точка становится точкой силы; у Кандинского она выполняет стабилизирующую функцию в композиции

В. Кандинский. Жёлтое-красное-синее

Пикассо пишет фигуру словно в муках формы, живое стремится разбить эти оковы; весь аналитический кубизм не построен на фигурах, а скорее на стремлении разбить их, выйти из исходного состояния, в духовном смысле — из геометрии форм

в этом плане, учение Сезанна о мире, состоящем из этих форм, многие поняли превратно – как и сам кубизм; что привело – в частности, в России — к чисто авангардным пустым экспериментам

разумеется, в художественном восприятии, мир состоит из мертвых форм, но это восприятие не может остановиться на сей констатации; задача искусства — расковать формы, наполнить их содержанием, превратить в живые феномены; так что отношение к форме – ясный индикатор творческого напряжения

был такой художник К. Альберс – какая-то безысходность пути; он писал одни квадраты в разной гамме; квадраты иногда создают иллюзию пути, но потом смотришь другие работы и понимаешь, что это лишь опыты в геометрии: перспектива не выстроена, смысл не в этом; тут бесконечная замкнутость, когда они шоры сменяют другие, свободы нет, все обусловлено (в общем, Европа)

такие художники одной формы производят на меня лично весьма тягостное впечатление: словно они не могут вырваться из формы; это вообще угроза, которая стоит перед любым художником – ведь он изначально замкнут в квадрат холста или листа – и у истинных творцов всегда можно наблюдать борьбу с листом и с формой

большинство современных мастеров всю эту геометрию не любили и избегали, и вы попробуйте ввести любую такую форму в живопись Сутина или Шагала – ничего не получится; творческое напряжение у таких художников равно нулю; есть особое наслаждение в писании простых фигур, заполнении поля ровным, мягким цветом и пр. – это любят дети…

натюрморт часто являет круг как центр композиции – это может быть кувшин или ваза, так что и вся композиция обретает гармонию, предметы кружат вокруг центра; серьезные вещи такого типа всегда маркируют замкнутость, сферичность сознания

современный натюрморт, напротив, разбивает все формы и саму композицию, лишает основы саму материю, что соответствует программным заявлениям сюрреалистов (о духовности, взрыве каменного мира и пр.)

геометрия гипнотизирует наше восприятие, для меня это несомненно, и тут было много мистификаций, вольных и невольных, а истина заключается в том, что в ней нет никакой мистики

мыслящий зритель все-таки сбрасывает эти цепи, отдавая предпочтение свободной композиции, чистому звучанию внутреннего голоса художника, который так или иначе все равно ощущает иго геометрической формы, которая не может быть чисто творческой; а мы давно уже вошли в мир абсолютного творчества

этюды

говоря о духовном в живописи, мы не имеем в виду обязательное изображение неких чистых форм, святости и пр.; духовной является сам подход к изображению

П. Клее. Замок и солнце

это сразу видно на примере работы с любой натурой: Клее тут мельчит треугольники, еще более усиливая их приземленность, так что город видится уже компактной и неразличимой массой

город – традиционный сюжет, весомый знак человеческого общежития, тут стал набором вертикалей, безысходно стремящихся разорвать силу сцепления

напротив, солнце погашено цветом и стало той самой точкой – субъектом, который один способен обрести свободу

сам колорит, эта красная охра – тяжелый, земной, подчеркивает идею этюда

Л. Фейнингер. Собор

восходящие вертикали дают мощный порыв, чисто духовные векторы

пирамида введена искусственно как композиционный знак, поток света не подтвержден в небе, однако она тяжелит собор, создает живую конструкцию

сам геометризм композиции, особенно в верхней части, создает эффект непрерывного движения сфер: насколько фигура строит замкнутость, дает тяжесть, настолько плоскости дают движение и отражают мощь порыва

значит, геометрия может работать как в ту, так и в другую сторону

еще тут использован световой занавес: собор как бы остается замкнутой фигурой за полем света, и в этом видится глубокий смысл

и он достигает настоящего эффекта мощи, собор довлеет и парит в пустоте замершего городка