Сальвадор Дали. Критическое

не спрашивайте, что это значит

у нас в мире дефицит значений, значимости – ценности на исходе и мы в них более не верим; отсюда, психоз творческого сознания, которое не может существовать в пустоте – задыхается и порождает уродов

единственное, что утешает: оно живо, оно пока еще дышит… но требовать от него мы уже ничего не можем

творческая удача, свершение, и даже гениальный опус – все это вовсе не означает продвижения творчества, действительного прогресса искусства; даже и выражение это вызывает сомнение…

Дали стал человеком, который породил серьезное сомнение в этой связи: его игра с телом, случайные параллели и рассчитанная «паранойя» подрывали основы живописи, порождали брожение и хаос, оказавшиеся совершенно бесплодными

его творчество породило лавину подражаний, издевок, карикатур и фотомонтажей, которые совершенно смели робкие попытки художников развить настоящее сюрреалистическое мышление: подделки, пустые выдумки и глупые мистификации оказались сильнее

при взгляде на картины Дали нарастает ощущение пустоты: рядом с пронзительными открытиями торчат совершенно случайные, глупые поделки, причем ясно, что неудачи бывали у всех, дело не в этом: тут сразу вылезает праздная больная фантазия, чистая дурь

а праздная публика сети довершает проект: населяет сеть тысячами чудищ, как бы завершая дело мастера на свой лад – так, как сами поняли это искусство; и тут звучит просто и однозначно безжалостный приговор

 

из сложного синтеза впечатлений и наитий, идей и прозрений сюрреализм превращен в дурацкую игру с предметами, параноический хэппенинг без всякого смысла – то есть, тут и утверждается совершенная бессмысленность искусства, которая очень радует современную молодежь

таким она готова это искусство принять: оно не грузит, не заставляет напрягать репу, оно так же глупо и нелепо, как их игры и гаджеты и идиотские переговоры в сети; а в мире идиотов жить легко и просто, и тут каждый может вдруг почувствовать себя умником, ничего нет проще…

это одурачивание самих себя, стремительное оболванивание как путь к блаженству вполне лежит в русле официальной глобальной политики корпорации, которая с восторгом смотрит на этот пир придурков, занятых своими фотомонтажами и розыгрышами в перерывах между стрелялками

и на фоне этого паноптикума сюрреализм отдыхает

меня тут занимает вот какой вопрос: это течение начиналось с бунта; так вопрос в том, во что вырождается бунт? – может ли он стать основой какой-то новой стабильной социальной или культурной формации, идеологии или культуры?..

ведь бунт не бывает вечным; чем кончает романтик? – или становится солидным советником, или всю свою короткую жизнь мечтает о дереве над могилой; такие романтики до конца ни к чему людей не призывают и никакие формации не образуют; их мало кто понимает – да так и быть должно

итак, бунт остается бунтом и не может стать ничем иным: мы не знаем возродившегося Раскольникова, это невозможное явление; и мы не знаем Демона, который «с Богом помирился», как невозможен Дали, который бы начал писать обычные пейзажи

значит, их судьба: быть отвергнутыми, осмеянными и непонятыми, порождать идиотские пародии и подделки и возбуждать смех ничего не смыслящей черни и шушеры

 

умирающий раб (искусства) освящает нас последним приветствием; все ящики сознания опустошены, ни сил, ни идей больше нет; он просто вытащил все это – вот и вся миссия, на большее он не способен

он ничего не может дать ослепшему человечеству, просто инстинкт заставляет его творить, подобно тому, как засыхающий от вилта хлопковый куст выбрасывает ссохшиеся коробочки, из которых все равно ничего уже не получится…

кажется, в последнем усилии помутившегося рассудка он выписывает тщательно каждый волосок, напоследок, и каждая картина как завещание; вспоминается стихотворение Пушкина «Не дай мне Бог сойти с ума…», где поэт предвкушает ту великую свободу, которой обладает безумец

да притом, ведь не запрут! – напротив, восславят, озолотят, так почему бы пуститься в этот мир на всю катушку!.. в живописи Дали есть это шальное упоение больными фантазиями и самой техникой их воплощения; это издержки, но именно они станут приманкой, да и кто тут отбирает и оценивает…

я снова вспоминаю «Портрет» Гоголя и это высочайшее требование к искусству; в наше время всеобщего снижения критериев и опошления идеалов; в наше время, когда взрослые люди погружены в стихию идиотских игр – в такое время творчество становится единственной надеждой

и у меня рождается двойственное отношение к талантливому художнику, который играет в чудовища и лепит разную чушь в промежутках между гениальными прозрениями…

но что делать, художники не желают играть роль пророков, не приглашают вас следовать за собой, не ведут к вершинам; они обрели полную свободу, которая их вполне устраивает, и дар не означает ответственности; непонятно: перед кем и за что – и зачем она нужна…

 

тут есть и личный момент, и это уже не психология – это психика

современный мыслящий человек совершенно не связан с обществом, свобода стала для него важнейшей доминантой жизни; мы переоцениваем воздействие общества, влияние людей – в сторону резкого ограничения любых контактов и снижения собственной роли

я не могу ни на кого повлиять в лучшую сторону, не удается сдвинуть ни на шаг — никого, так что не стоит и публиковать, призывать – все это глас вопиющего в пустыне, прав Лермонтов

и человек замыкается в мире собственных фантазий и грез, однако обретение гармонии сомнительно: личность лишь отражает те же общие тенденции, те же психозы и страхи; мцыри снова возвращается к своему ненавистному монастырю, из побега ничего не получилось…

свобода оказалась сложнее, чем он полагал, или вообще она представляется совершенно безнадежным предприятием для современной души

тут есть все-таки некое общее начало, основа, некая культурная парадигма, которая сегодня значительно ослаблена, утеряла сущностные и важнейшие черты и не может служить этой основой; экзистенциальное творчество становится еще более напряженным и трагичным

а в силу ухудшения ситуации с духом, кризиса христианских ценностей, мы перекладываем на художника еще большую ответственность, тогда как он от минимальной отказывается – и это совершенно логичные процессы нарастающего кризиса культуры

и художник, совершенно естественно, стремится вернуться к первоистокам; его более прельщает роль не ментора и не мудреца, а дикаря, начинающего познание мира от первого впечатления; ему нужны свежесть ощущений, глубокие интуиции, вещие сны — пусть при этом снится всякая дурь

неважно – тут, на этой «общественной» арене уж точно нет ничего, кроме банальности да пошлости, которыми он сыт по горло (для этого им выбран, например, самый простой символ – земной шар, ибо нет ничего привычнее карты материков)

да и пора уже: цивилизация достигла определенной стадии развития, когда каждый из нас способен лично нести ответственность за свою судьбу – иначе, вообще чего она стоит?.. ¹

женщина занимает важное место; она не только зловещая фигура «Анжелюса», но ей проще даются эти исконные, первичные состояния, она ближе к природе, которая каким-то образом хранит от этих бед и дарует естественность и свободу – и помогает мужчине обрести их

комплекс девственника? – возможно, и тогда это шутка про себя самого, и современная Ева, точнее — Венера, безнадежно ждет, пока он распутает эти узлы и шоры (или вылезет из пеленок?); совсем уже постарела и поблекла за этим делом… так что его ждет разочарование

и все же, мы верим, что он разламывает эту скорлупу и вылезает оттуда, чтобы начать свою исповедь от первых снов и первых опытов личного бытия; другого не дано; однако ему не до вас: слишком велико напряжение этого второго рождения, слишком отягчено сознание, так что светлые порывы перемежаются кошмарами и неизъяснимая тоска сжимает измученную душу…

 

Лермонтов выразил это отчетливо в посвящении к «Демону» (1829)

Я умер; светлых вдохновений
Забыта мною сторона
Давно. Как скучен день осенний,
Так жизнь моя была скучна…
И вот пустейшие мечты,
Плоды душевной пустоты!

 

дискуссия

1

вам сказано: галлюцинация; так чего вы ждете, чего можете требовать? – в мире, где не осталось ничего ценного, можно лепить что угодно из человеческих останков – в них все равно нет никакого смысла (т.е. в вас, именно в вас, а где же еще) – где человек? — прут массы!

это вопрос системы ценностей, а вы все дробите: профессии, жизни, судьбы, не берете на себя никакой ответственности и забыли о всякой целостности, о своем сознании, которое используете лишь на работе с 10 до 12 – для всякой чепухи, о которой и говорить стыдно…

художник показывает вам эту картину жизни как он ее видит; опровергните – если можете; однако это опровергнуть невозможно, потому что это правда, и с ней всякий поступает как ему вздумается – поскольку нет уже общих установок, которые бы реально работали (задача искусства фиксировать такие кризисы и прорехи)

 

2 dynamic

задача трудная: как быть с динамизмом нашего сознания?

они сначала объявили о переходе к динамизму от статики, и появился конструктивизм; действительно, вся жизнь стала ужасно динамичной – машины, самолеты, поезда – и казалось, что живопись должна (как осел) следовать за ними; но с какой стати?

и началось переосмысление; у Дали динамизм разрушительный и нелепый, а он и есть высшая нелепость нашего мира: мнение, что если ты разгонишься до 250 км, то познаешь истину или испытаешь какие-то новые ощущения…

чистый динамизм – бегство от себя, распыление, забвение; человек мельтешит, спешит, теряет образ, обращается в собственный чертеж, возврат к слепой стихийности; у него тут просто игра в формы, некий соблазн, которому он легко следует

творчество стало совершенно безответственным феноменом, и вина тут не их – не только их; к тому же, перед ними был мертвый авторитет жрецов, которых они должны были свергнуть, и тут были все средства хороши

вот и образовали этот космос свободы, а народ шарахнулся от нее, и верно:

нет ничего страшнее!..

 

3 признаки

признаки аутентичности – отчаяние, тоска, драма одиночества, без которой вообще невозможно современное творчество; эта тягучая нота обреченности, которая звенит в его сценах в пустыне, когда женщина прижимается к камню

мертвеющие тела, оживающий камень; мертвые предметы, живые тени – весь мир становится неуловимым и загадочным, словно предлагается сбросить наслоения догм, прошлые впечатления, груз забот и все начать с нуля

это только на первый взгляд — просто

а вы никогда не думали о том, что вся наша жизнь – то есть, вся мировая жизнь в самом глобальном масштабе – в конце концов, пошла совершенно не в том направлении, которое наметили в 20е годы сюрреалисты и прочие романтики-бунтари?..

на волне мирового кризиса, голода и социальных движений, волнений, революций, они увидели мир творчества, мир света, зов Духа – как это всегда бывает в голодную пору: просыпаются высшие инстинкты, ибо низшие все равно нечем утолить…

но получилось не так: страшная катастрофа большой мировой войны обрушилась и смяла несчастную Европу; после такой войны, после таких ужасов какая поэзия, какая метафизика имеет значение? – для этого надо быть каким-то уж совершенно отстраненным человеком, чистым экзистенциалом

мы смотрим сегодня на эти мечты и образы как на несбывшееся; да, это лишь картины, фантазии мечтателей, а к нашей реальности они не имеют отношения; мы живем в параллельных мирах – и это базовый и формирующий факт нашей жизни

---

1. я тут не беру тему названия картины – геополитический ребенок – поскольку она банальная и простая, и включена в данную идею: мифы политические, социальные, местные, общие окружают меня, совершенно в них увяз и пр.