Пауль Клее. Сущее

Августин пишет о зле, которое не существует ¹ , при этом вообще о мире нельзя сказать, что он существует:

Истинно существует то, что пребывает неизменным

эта формула обрекает человека на отсутствие в нем Сущего, несуществование, сквожение; тут серьезная философская проблема: Бог есть Сущий, это мы знаем, и настоящее существование – это «прилепиться к Богу», иначе никакого существования в собственном смысле не бывает

Бог неизменен в сути, которой я не ведаю, и получается, что мое бытие возможно лишь в качестве веры; и получается, по этой формуле, что оно по определению ущербно и непостижимо: я пребываю около Бытия, около Неведомого; может, это и так, но это отменяет онтологию

тогда человек не есть субстанция – как зло, как весь этот мир, к которому я и отношусь; в то же время, «вы не от мира сего», значит, ко мне не относится, что невозможно принять; кстати, мир, конечно, «во зле лежит», это мы знаем, но эта формула не означает что мир просто есть зло; сам Августин на следующей же странице пишет

нет здоровья в том, кому не нравится что-либо в творении Твоем…

надо признать, что у него слишком много противоречий; на самом деле, видимо, мир не есть абсолютное зло, просто зло есть в мире, пронизывает его структуру; он есть арена битвы и пр., о чем писали наши подвижники

однако основная аксиома о неизменном в человеке переворачивается: нет, истинно существует (или приближается к этому) только изменяемое, превосходящее природу и гнетущую реальность своего несовершенства

сущее есть творчество: изменение и сублимация

иначе говоря, настоящего Сущего во мне как природном существе – пока нет; однако мне даны некоторые возможности и силы для его производства, для приобщения к нему; и мы развиваем понятие творчества не как производства картин или текстов, а как это изменение и восхождение

главным тут и становится восточное понятие Пути, Дао, какой бы вариант теодицеи вы ни развивали; в любом случае следует принять за данность человеческое несовершенство и стремление и именно в этой сфере искать некие формулы бытия

я весь – высокое стремленье…

современное искусство тем и дорого, что оно представляет нам именно знаки не наличной ситуации – как классический пейзаж, а этого высокого бунта и стремления; и чем больше мы узнаем о себе и мире, тем яснее понимаем, что только в этом стремлении заключается возможный смысл нашего существования

и поэтому также бессмысленны онтологии, которые исследуют состояние человека в мире и пытаются определить и даже зафиксировать это бытие – там, где собственно нет настоящего бытия: вот занятие для профессоров философии, чисто схоластическое и в общем бесполезное

Жильсон тоже писал о творческом акте, «существовать – значит действовать», бытие есть творческий акт, и всякое иное его понимание есть признание человека как мировой данности, пустая апологетика, сдача позиций, тщета и бездарность

и далее, для Бога, «нет зла» – потому что оно неполно и не существует в абсолютном смысле – тоже кажется надуманным, очередным теологическим эвфемизмом; точнее сказать, что мы не ведаем отношений Его с сатаной: Христос очень даже признавал зло и клеймил его в фарисеях, тонко различая неведение и ложное знание

и мы все яснее понимаем, что зло вовсе не исчерпывается явно зримыми чертами или фигурой сатаны, главные пороки – духовная лень, недвижимость, гордыня, та особая тупость, которая мешает любому развитию субъекта и образует известные массы

 

реющее, неуловимое, высшее, к чему я стремлюсь и что становится все яснее, однако все равно слишком высоко для моего отягченного миром сознания; разорвать эту сеть, обрести настоящую внутреннюю свободу (в мире свободы нет) – вот моя настоящая единственная цель

Пауль Клее понимает это нутром, страждущей душой, всем своим высоким порывом от бурлящего дранью и ядом мира, утонувшего в мерзкой кровавой каше войны, гнета и лжи – и поэтому тут светлый хаос прозревшего сознания, никакого порядка, никакой логики

это абсурд прорыва, ведь у разрыва, у падения нет логики – есть неизбежность; быть значит творить, рисую значит существую, т.е. перевожу неясные стремления и порывы в наивные и светлые знаки высшего бытия – чистоты и блага; я не могу нарисовать вам мир иной – я могу выразить интуицию духовного видения и реющую, неуловимую реальность этого светлого восхождения

мне даже кажется, что этот закон действует не только в высших уровнях сознания, но и определяет характер, поведение человека: застывшие формы, укорененные в мире сем, порочны по определению, они лишены способности к развитию, просветлению, пониманию

все проблемы мира сего в основном происходят не от какой-то особо злой воли маньяков (хотя и этого достаточно), а от косности и иммобильности, невозможности понять истину, вместить истину: догматизм и апатия принести человечеству гораздо больше бед, чем преступники и злодеи

и в моем восприятии людей, истории, искусства и т.д., и т.д. – во всем я исхожу не из завершенности и данности, а именно из необходимости движения и развития; и сами рисунки Клее воспринимаю не как завершенные опусы, артефакты – вот жуткое слово! – а лишь как намеки Сущего, как знаки, зовущие в путь

 

понятно, что все это совершенная чепуха для обыденного сознания, которое рассматривает свой привычный мир как совершенно устойчивое и единственно возможное и известное, а искусство, миф, философию – как выдумки и сказки, имеющие слабое отношение к реальной жизни

так они мыслят и так учат своих детей

собственно, все усилия сильных мира сего и направлены на искоренение этих выдумок и повышение мертвой устойчивости системы, которой они лишь в таком виде и могут как-то управлять; и разумеется, когда созидание, творчество в загоне, на первый план выступает разрушение

вот они и управляют этим духовно мертвым миром при помощи разрушения, уничтожая все живые и сильные элементы, все способное к творчеству, отвлекая людей от настоящих жизненных интересов, от дали истинно Сущего и забивая пустые головы привычной «демократической» белибердой

я смотрю на эти бледные, веселые рисунки и понимаю: вот главный конфликт эпохи, слабость и невзрачность творческих сил, созидательной стихии, которая тем не менее решительно противостоит разрушительной стихии мирового мещанства, царству потребления

их значительно больше, их миллиарды, но ведь вся их жизнь базируется и определяется силами разрушения; и поэтому вполне возможно, что у нас есть шанс…

 

именно в этом и заключается главное зерно нового искусства, и его надо усвоить, осознать, чтобы понять это искусство: оно занимается приращением сущего; оно не использует имеющиеся элементы, не строит из обычного материала, который под рукой, не копирует «реальность»

нет никакой «реальности», это и есть главный (лживый) миф: в этом славном окружающем нас бардаке слишком много материи и слишком мало человеческого; так что настоящую человеческую реальность надо еще создать, и вот этим и занимается это искусство

и потому в нем ценится иное, что бы ни было – но пусть будет настоящим, твоим, личным, а потому новым, неведомым и, главное, искренним, передающим твои интимные порывы и интуиции, хаос твоего сознания, твой творческий порыв и твою мерцающую веру

мы пересматриваем понятие опуса, «шедевра»: невозможно завершить в каком-то произведении или тексте эту эволюцию, и поэтому каждый новый текст отвергает предыдущий как несовершенный; это бесконечный процесс жизни как творчества, прикровенный и самоценный; этому нельзя научить – это мы несем в себе

мы шагаем во мраке
там все речи пусты
только тайные знаки
и молитвы чисты

---

1. Исповедь, 7.11-13