Субъект
Нельзя ничего ясного сказать о том, что такое человек; это накладывает вето на всякую антропологию 1
Теодор Адорно
Адорно описывает:
Начатый исподтишка террор науки над философией. Философия заслуживает критики со стороны позитивных сил из-за стремления к научности, от чего сама наука уже давно отказалась 2
вообще, я часто задавал себе вопрос, отчего так сильно развилась эта тяга к наукообразию, которая совершенно задушила последние признаки творческого сознания и свела интересные исследования и целые области знания к профанации и софистике
но собственно, ответ был уже в самом вопросе: именно из-за того, что у людей вообще оказалось слишком мало настоящих творческих порывов и дарований и слишком много пустых слов, профанации и софистики — вот поэтому и разрослись, как лопухи, такие «науки»
и философы стали с охотой заниматься «основными темами», крутясь на месте с удивительной ловкостью; Адорно пишет:
Вся конструкция онтологического различения — это потемкинская деревня 3
люди рассуждают о том, чего заведомо не понимают и что ясно понять просто невозможно; это открывает безграничные перспективы перед любым софистом и резко снижает престиж данной «науки» — и более того:
Чем конкретнее рассуждает антропология, тем больше обманывает, равнодушная к тому в человеке, что не имеет своего основания в нем как в субъекте…
(тут плохой перевод) если выразить эту мысль ясно и просто: меня как субъекта сводят к общим понятиям и не связывают с высшими началами, с духовным миром – просто биологическая или социальная особь
никому в этом мире – ни «ученым», ни политикам, ни вождям не нужен мыслящий субъект, творческая личность, и «наука» всячески помогает в этом благом деле освобождения от смысла и веры
корень зла в представлении о существовании каких-то «гуманитарных наук», которые могут разложить меня по полочкам и понять до конца то, что я сам не могу понять и описать; уничтожить человека как таинство, поставить в биологический ряд – и отвергнуть всякие иные (а именно в них моя суть и надежда)
это чистая профанация с ученым видом, профанация в мантии; и получается, что фигура субъекта центральная во всей философской проблематике, а философские «науки», и даже «антропология» имели явный крен в онтологию самого дурного толка
Понятие просто существующего — это всего лишь тень фальшивого, неистинного понятия бытия
когда я читал лекции по Достоевскому, стремился к максимальной простоте и ясности изложения; отчасти объяснялось именно тем, что всегда отвергал эту академическую, заумную и, по сути, совершенно пустую онтологию и метафизику типа опусов Жильсона или Сартра, где человек наслаждается наслоением терминов
о бытии, о сущем и т.д. можно писать тысячи страниц (так ничего по сути и не прояснив), а вот Достоевский написал роман о Раскольникове, и вся философская золотая жила этого романа именно в онтологии: герой стремится доказать себе, что он человек, что он существует как субъект
это так ясно и гениально, и просто, что ваши слушатели сразу понимают смысл настоящей онтологии, в себе осознают эти вечные вопросы – и не надо никакого мутного Сартра
Европейская метафизика (исключение — ее еретики) была метафизикой потайного оконца. Субъект — сам всего лишь ограниченный момент — такая метафизика запирала навечно в его Я, в самость; такова плата за обожествление. Как сквозь амбразуры старинной башни, субъект смотрит на черное небо, на котором восходит звезда идеи или звезда бытия. Именно стены, в которые заточен субъект, бросают на все — чему он присягает, чем он заклинает, — тени вещности (Dinghaften), с которыми снова бессильно враждует субъективная философия
для Адорно в этой книге центральным становится вопрос о свободе, который выходит именно из выше означенной главной темы антропологии; с этой позиции и читая такие образы, я сразу вспоминаю картины Кирико, где крохотные человечки застыли перед Башней
собственно, там Башня — это и есть субъект, и человечкам никак не удается его освободить, важнейшая тема всей европейской философии, социологии и собственно жизни в последние лет двести
сидит в этой башне и глядит в оконце, и никак не может оттуда вырваться; некоторые идут еще дальше: они вообще не осознают, желают ли вырваться; там можно еще представить очередь крошечных фигурок, эдаких муравьев, которые выстроились, желая тоже попасть в Башню
очень хотят туда попасть, «припасть, так сказать, к старым камням» (помните?), что создает в Европе драматичные проблемы…
а свобода этим людям не нужна, и в этом их главный секрет; им нужна даровая жратва, вот и все; в такой среде формируется определенный тип индивида, послушного и угасшего, тип исполнителя (ведь творчеством в современном мире заняты лишь ничтожное количество особей)
и свободу захомутали, заговорили, превратили в слово
Потенциал свободы стремится к критике того, во что превратила понятие свободы его принудительная формализация
«потенциал свободы» — это мы с вами, наш порыв, интуиция истины, отвращение к академической философии и политической лжи, вот, его вывод:
Альянс учения о свободе и репрессивной практики все больше отделяет философию от подлинного понимания свободы и несвободы живых людей
и тут интересное явление, известное мне очень хорошо из педагогической практики: решительнее и грубее всех учат те, кто сам не учен, ничего не знает и вынужден компенсировать интеллектуальную импотенцию криком, вывертами, строгостью и пр., и пр. – известное явление
у Сиорана есть в письмах та же мысль: учат те, кому нечего сказать; они как бы ощущают еще потребность научиться, и педагогика становится для них школой, только учиться не умеют (это нераздельная пара: кто не умеет учиться – ничему не может научить других), так что их удел раздражение, опасение, ненависть к знающим… в общем, беда
то же происходит с этой несчастной европейской свободой: зажатые в своей башне, они оттуда орут про свободу и всех учат, как стать свободными; особенно комично и наивно, когда они этому учат русских…
Адорно ощущает эту несвободу, стесненность, сдавленность сознания в обществе, которое веками формировалось в конфликтах, войнах, притеснениях и пр.
Организованное общество практически невозможно объяснить и обосновать, если отсутствует сама мысль о свободе. Однако факт существования организованного общества — это еще одно ограничение свободы
сюда прибавляется и традиция, привычка, инерция – а люди это все очень любят, потому что тогда думать не надо; суть в том, что субъект отвергает все эти «организованные» формы свободы, бытия или творчества
на самом деле, я лично не вижу особой разницы по сути, даже каких-то решительных отличий, скажем, совка от современной Европы, того социализма от этого; в совке раздражала фраза и патернализм – так зачем туда бегут все эти мигранты? – за халявой
раздражала идеология и партийная бюрократия – так посмотрите на эту махину под названием «Брюссель» — то же самое…
любые «общественные» формы принудительной свободы дают тот же самый результат; пора нам сбросить эти иллюзии, расстаться с утопией и понять, что истина в человеке, и только свободный субъект на что-то способен; все прочие варианты любого «организованного общества» — от лукавого
для понимания этих вещей нужно применить собственное творческое мышление; полагаю, некоторые темы нельзя выучить по учебнику, потому что они живо касаются самого человека и могут быть им поняты, описаны лишь из собственного сознания
пусть неумело, пусть коряво, пусть не все ясно – только так человек может превращаться в субъекта; при этом, не надо бояться критики; у Адорно там еще есть максимы, над которыми стоит поразмышлять особо:
Свободу можно познать только через определенное отрицание, соотнося с конкретной формой несвободы. Взятая в своей позитивности, свобода превращается в сослагательное наклонение
1. Т. Адорно, «Негативная диалектика», с.117
2. Т. Адорно, «Негативная диалектика», с.100
3. Т. Адорно, «Негативная диалектика», с.110