Homo Eroticus
У нас смешение понятий привело к тому, что все валят в одну кучу, и добродетельный супруг желает видеть в своей жене одновременно и Лауру, и шлюху – известная поговорка рекомендует именно такой простецкий рецепт, и думаю, большинство мужчин именно об этом и мечтает. Эротику смешивают с порнографией, а оказывается, что это антиподы…
Суть дела, конечно, в том, что в нашем обществе этой самой эротики вообще не существовало долгие годы, то есть выпал важный сегмент культуры, попал в табу – а такое табу очень вредно и, как минимум, существенно влияет на падение вкуса. Вседозволенность, как мутная волна, сшибает все на своем пути, и мы попадаем в обратную ситуацию (и тоже в яму).
Очевидно, что это ключевое понятие нуждается в серьезном рассмотрении.
1
Ж. Батай напоминает нашего Розанова по типу дарования. Все время подчеркивает стыд перед всем на свете, вообще, рисует некое сознание обывателя-параноика, видимо, таящееся в глубине его самого и позволяющее развивать идеи от противного… Стыдятся секса, стыдятся наготы, стыдятся гниения, менструации – всего на свете. Клинический случай.
На самом деле, думаю, в нормальном мыслящем человеке именно уживаются все страсти, страхи, вожделения и порывы – немыслимое в природе сочетание, и тем он и отличается, потому и стоит над натурой, на высшей ступени развития типа. Человек – это не только способность совместить противоречия, но и сделать их основой своего развития и экзистенции.
Второе замечание касается жажды во что бы то ни стало описать эволюцию человека от начала, от первого движения от природы — как он перестал быть животным? – не думаю, чтобы это было возможно, потому что тут мыслитель исходит из современного типа сознания и вообще не понимает той мистики и той глубины. И главное: не думаю, чтобы это было кому-то необходимо и полезно для современной философии.
Просто, как ученый он полагает совершенно необходимым идти с самого начала и до конца, и тут у меня возникает интересный парадокс мыслителя, который абсолютно оригинален и свободен, когда рассуждает о моральных темах или метафизике, и становится совершенным рабом метода, будучи в то же время признанным ученым…
Как правило, такое движение писателя «от Адама» — в данном случае, от мамонта – есть свидетельство слабой аргументации, вот он и стремится построить тотальную картину (любимое слово Батая 1), чтобы она выглядела совершенно убедительной. Однако настоящая убедительность мыслителя в самой его мысли, и я никогда не смогу отвергнуть настоящего открытия. Мне для этого мамонты не нужны, как и австралопитеки.
2
Эротизм рождается запретом ценности, т.е люди понимают, что это ценность, сущностная черта их природы, но она табу. Почему? Батай пишет:
Лишь ужас запрета сохраняет в нас тревожность соблазна.
Ужас становится краеугольным камнем не только эротики (стремление к исконному, к низшей границе, бездне чистой страстности).
В ужасе кроется соблазн. Ужас – основа этого переворота, без которого нет творческой личности, нет ни искусства, ни эротики; Батай предполагает, что ужас приносит не дурное, не пагубное, его философия глубже: это обратная сторона реальности, отверженное и забытое, это второй план нашей природы, который сытое большинство предпочитает надежно упрятать и забыть.
А зачем соблазн? — это стремление, сила, которая тянет вперед, заставляет разорвать узкие рамки данности, позитивного, дневного мира – и может погубить: в этом смысл феномена Кармен, которая играет чистым влечением: она ничего не способна дать герою в этом дневном мире, только соблазн и – увлекая его во тьму страстей — только смерть…
А простецкий герой, кондовый обыватель, не способен выдержать обратные состояния – тревога, стыд, соблазн, бесконечное влечение и совращение, – подспудно этот убийца стремится прочь от мира, который его влечет; он на самом деле не способен вкусить Кармен, жаждет скорее выйти на свет Божий, чтобы явить ему свое уродство и ущербность…
Что влечет женщин к дон Жуану? Тревога. Она незримо присутствует в них и шепчет о упущенных возможностях, великих страстях, терпкой эротике, великом стыде и попрании стыда – всем том, что они закрыли в темной кладовке сознания. И он является и вскрывает ее, являя целый потусторонний, ночной, мир, о котором они благополучно забыли – и снова забудут, когда он умчится прочь.
Эротизм – алкание полноты, осознание утраты, трагическая тотальность сознания, синтез времен, живая страсть, апофеоз стыда, реквием по утерянной невинности и чистоте, творческий подход к самосознанию; невозможно перечислить черты, которые оживают в человеке, который, с виду, просто, как болван, глазеет на голых девок…
Мы утеряли тотальность, пишет Батай, отдались человеческим абстракциям и лжи, а страсть «возвращает нас к природе» — это не животная страсть, напротив, парадокс в том, что «эротизм в высшей степени представляет собой чувство ужаса человека перед сексуальностью», секс – это обладание, пожирание плоти, эротика – это стыд и ужас. Нет никого дальше от эротики, чем проститутка.
Эротизм неутолим. Его смысл в неутоленности этих высших страстей, это Тантал, который никогда не сорвет плод. Секс сжигает эротику, снимает соблазн, удовлетворяет страсть. Человек – это жажда, это вечно неутоленная страсть, это стремление – и когда оно иссякает, остается только смерть, образом которой и является, собственно говоря, секс.
Именно поэтому в браке Эрот умирает, ведь жена всегда готова к жертвоприношению. Это всегда открытый проход к раю, который перестал быть мечтой, поднимавшей на подвиг и самоотречение, молитву и бунт; вот и получается, что верность слегка напоминает смерть, а жаждущий, ищущий Эрота – это весьма серьезный порыв к тотальности сознания и глубокая философская мифологема.
3
Эротика – это игра.
Батай пишет, что вне эротизма «мы сохраняем в себе лишь скудость языка» — переводя это на нормальный язык, это скудость сознания, фантазии, сплошные шоры, накладываемые миром здравого смысла; человек не может развиваться без игры, которая есть активная проекция в будущее, в страсть, в свершение, в идеал, недостижимые в мире дольнем.
Все время он пишет о «животной сексуальности», что есть чепуха, потому что у животных нет никакой сексуальности. У них есть репродукция. Секс у человека стал игрой, и, как всякая игра, он увлекает, чарует, губит, приносит радости и травмы, поражения и т.п., и без эротики секс просто скучен.
В этой скуке от простого и доступного секса сразу выявляется высокая натура, которая интуитивно не желает тратить жизненную энергию так бурно и безотчетно – мысль, дополняющая и в чем-то опровергающая автора, который делает упор на энергетику; вообще, искусство жизни есть, в самом простом изложении, искусство управлять энергией, секс ее просто сжигает (что тоже полезно в нашем мире, где ее стало слишком много, а умение управлять ею – на нуле).
Эротизм – игра между жизнью и смертью, в этом плане недаром все они исследовали Сада, и Батай пишет про «отрицание партнеров» и безразличие к ним, потому что эротизм эгоистичен, в отличие от настоящей любви (которой он противостоит и которой не ведает – как и наоборот).
Мораль Сада основана на абсолютном одиночестве. (М. Бланшо)
Эротизм – способ выбраться из одиночества, игра в контакт, связка, которая мгновенно распадается, как карточный домик; в нем есть равнодушие избранных, которые не верят в настоящую связь между людьми – да им и не дана связь ни с кем, из-за высоты полета, — и потому они вечно поражены скорбью и холодом, страшным холодом высокой души! И неважно, происходит ли акт на самом деле, или он наблюдает ее из укрытия, или описывает это в романе… Игра! Тратить впустую, забыв обо всем! Безумие для ординария…
И «компромисс, полумера, единственно приемлемая между очарованием жизни и неизбежностью смерти…» – и тут не до нежности, т.е. нежность противоположна эротизму, она убивает эротику, уничтожает игру (нежность – это серьезно), и Батай не прав, когда связывает эти вещи и пишет, что «грязь… способствует превращению мира любви в мир упадка и смерти», грязь не касается любви. Этот разные полюсы бытия.
Да и вообще кого интересует грязь?
Дальше проблема становится гораздо сложнее… Дело в том, что эротическая энергия – сила чувственной фантазии – не в каждом из нас вообще существует и проявлена, а если и проявилась, так по-разному, а потому тут нам трудно будет понять друг друга. Все дело в том, что мы имеем дело с энергией слишком глобальной, ее не окинуть взором…
Например, человек любит классическую музыку, проводит по много часов перед музыкальным центром и слушает оперы… Однако это ведь преобразование чувственной энергии, и я вовсе не буду удивлен, если узнаю, что его не слишком интересуют женщины, он апатичен в отношении эротики, связей и пр.
Музыка дарует эту высокую апатию, которая сродни той самой гармонии. С другой стороны, посмотрите, что слушают наши дети: они стремятся войти в этот безликий ритм, только ритм и больше ничего! – они не могут жить без этой траты энергии, рвутся на дискотеки, что же вы от них хотите…
4
Секрет эротики в том, что мало кому она удавалась в жизни.
Истинная природа эротического начала может быть раскрыта только через литературу, путем использования характеров и сцен, относящихся к области невозможного…
Мир Сада характеризует «требование суверенности через бесконечное отрицание» (Бланшо) – ни такой свободы, ни такого отрицания, ни такого холода, ни такого наслаждения в реальности не бывает. Мечта о совершенно раскованной женщине, о нимфе – только мечта, и когда это случается в реальности, наступает кошмар или смерть, и об этом тоже поведала литература (Кармен).
Сад описал в своих книгах эту поразительную мечту, доведя ее до предела, до абсурда, и его творчество – великое предупреждение в эпоху полной раскованности и свободы индивида, потому и привлекает самых серьезных исследователей в наши дни. Такая свобода убивает – и становится тюрьмой. Маркиз де Сад в Бастилии – символ на все времена.
Эротизм – свет во тьме, звезда, влекущая человека с развитыми чувствами, влекущая его к свободе и высокой игре, это развитие и обещание, но это та вечная «ускользающая красота», о которой в наше время снимают фильмы великие режиссеры – например Ф. Трюффо.
Конечно, все они правы в том, что сегодняшний индивид обладает огромным количеством нерастраченной энергии, это реальная опасность, которая является причиной и преступлений, и прочих бед; и задача прийти в ту апатию, обрести то равновесие, которое невозможно без творческой игры эротизма, способного претворить эти энергии в образы.
В черновиках Батай пишет, что «искать Бога значит… пребывать в плоскости рабства» — имеется в виду противоположность пути духовной жизни – пути эротики, при этом он зачем-то придает этому последнему пути тоже духовный статус… Тут надо разобраться подробнее.
Эротика противоположна любви, во всем: эротика абстракция – любовь конкретность, метафизика – реальность, разрушение – созидание, зло – добро. Она противоположна Богу, потому что, якобы, Бог запрещает ее и повелевает воздержание, так ведь она есть мечта, фантазия, образ, к тому же, и Бог зовет прочь от долов на высоты.
И если она «ведет нас к гибели», так и Христос повелел «погубить душу свою во имя Мое», и Он ничего не сказал о запрете на способы, какими вы будете губить эту мирскую мещанскую душу во имя высшей, духовной стези. Короче говоря, тут нет никакой противоположности, а если и есть, то это позитивный парадокс.
Вообще, есть люди, которые так уверены, что они слились с Богом, уже в Нем, что на них просто смешно смотреть. Иллюзия полной духовности, как правило (во всяком случае, в нашем мире недоразвитых особей), есть свидетельство полной атрофии духовности и детства профанской души. Надо не с Богом сливаться, а претворить в полноту жизни данную тебе Богом несовершенную душу.
Жизнь, культуру, философию, тревогу, эротику надо не выбрасывать за ненадобностью, а пройти, познать, претворить к клетки высшей души. Это гораздо труднее, чем носить тфилин или бить поклоны в церкви.
5
Тут есть своя метафизика, ибо homo eroticus, в отличие от сексуального маньяка или обывателя, это путь наверх, преодоление границ, путь к полной свободе и одиночеству. Он отрицает все, во что верят в равной мере и обыватель, и маньяк: ему не нужны радости высокой любви (она встречается редко) или распластанные тела, готовые к акту, — он отрицает этот мир самым полным отрицанием.
Для такого отрицания и превосхождения земного «нужна такая мощная энергия души, что она становится чем-то непостижимым», и человек понимает, что это беспредельный, а, значит, совершенно бесполезный, метафизический, бунт, но только он приводит к настоящей свободе.
Это вообще разрыв всех связей, всей логики дольной жизни, свободное творчество отношений, чувств, идей, великий холод полного одиночества, без которого нет настоящего творчества и которое одно в каком-то потрясающем симбиозе умеет совместить ужас и холод смерти и великую силу настоящей полнокровной и свободной жизни, и ради этого мига стоит страдать и мечтать!
И последнее. Помните, что Сад онемел, когда из окна камеры увидел, как работает гильотина. Батай совершенно прав, когда указывает, что война – следствие свободной энергии, добавлю: глупой и бессмысленной энергии, которая и тратится не на образы, а на производство реальной крови и насилия. Сад и Сталин – антиподы. Усилить волю и расширить свободу индивида, развить его эротизм — значит предотвратить войну и гибель человечества.
Кстати говоря, закон действует и не только в таком масштабе и с такими трагедиями: в обычной школе у нас теперь пропаганда деятельности – любой ценой чтоб ребенок делал, делал, творил, совершал, участвовал! – как с ума посходили, а ведь на самом деле задача стоит обратная: чтобы он мыслил, осознавал и претворял свои способности, умел управлять той внутренней энергией, которой он не ведает и которая ему запрещена. Растите деятелей – будет война.
Наконец, никак нельзя путать разные вещи, а это уже наше современное поветрие, результат падения вкусов: не путать куртизанку с шлюхой или эротизм — с высокой любовью или страстью. В любви нет эротики, она и не нужна. Это вообще разные по природе явления, что отлично понимали древние.
Овидий этих вещей никогда не спутает, и опытный читатель подобной литературы понимает разницу между Лаурой и героиней Овидиевых любовных элегий, которая среди пира приподнимает край хламиды и совершает quick sex с возлежащих любовником – не от особой любовной жажды, а ради игры, ради забавы, исключительно в эротических целях.
Любовь – из высшего мира, это дар богов; эротика – произведение человеческое, и можно сказать, что это самая человеческая любовь на свете, в которой выражены вполне наши стремления, неутоленность жажды и изощренность фантазии; мы терзаемся и ревнуем в любви, гибнем в страсти – смеемся, занимаясь эротикой. Путаница приводит к трагедиям. Интересно, что именно эротика принимает любовь как игру воображения, страсть – никогда.
Вероятно, мы не ошибемся, если скажем, что и вообще все самое значимое и ценное на этом свете происходит в воображении, увы… а человек, который этого не умеет, не способен к высокой игре фантазии, заражен тем или иным вирусом фанатизма и находится под реальной угрозой.
Кстати говоря, и знаменитый маркиз никак не умеет выстроить масштаб гармоничной эротики и летит с воплем в пропасть жестокости; думаю, лишь немногим дано выдержать это напряжение эротизма, и самым редким даром все равно остается, как ни крути, дар гармонии.
И мысль уходит в пустоту – в Космос, бродит свободно, смирившись с тем, что она не в силах объять необъятного. Есть понятия, настолько органичные и настолько человеческие, что человеку не дано их исчерпать, и вечно ему биться и мучиться над ними, и вечно ощущать в себе этот неутолимый зов – слишком человеческий, чтобы его было дано описать человеку.
На рисунках Шиле я вижу этих девушек, которые прижались друг к другу в безнадежной попытке добыть хоть гран нежности; ощущаю тут какое-то неудержимое охлаждение земной жизни, из которой уходит тепло, доверие, любовь, понимание, и, как бессмысленная пыль, люди кружат друг вокруг друга…
Грусть.
1. Ж. Батай. История эротизма. М., 2007.