А. Бергсон и А. Матисс

В своей теории Бергсон исходит из неверного традиционного восприятия ученых в попытке сформулировать философию живой творческой интуиции.

Восприятие

Наше восприятие и мышление прежде всего заменяют непрерывность эволюционного изменения посредством ряда неподвижных форм, присоединяемых друг к другу по мере их прохождения.

Такова же существенная операция нашего языка. Формы – это все то, что он способен выразить.

Имеет в виду, что прогресс, развитие остаются невыраженными. Отсюда давление греческой метафизики, и вообще архаизм философского дискурса…

Он пишет, что «неподвижные идеи кладутся в основу изменяющейся действительности», и это напрямую относится к модернистам, у которых именно движение, сдвиг стали базовыми понятиями творчества. (И которые, кстати говоря, читали и весьма высоко ценили Бергсона.)

А. Матисс. Сидящий Риффиан

У Матисса идет раскол, разделение вида на составные части – на цветовые плоскости (синтез). Свежие, чистые цвета – некие исконные, природные элементы.

Жизнь… действует не соединением и накоплением элементов, а путем разъединения и раздвоения их.

Причем, по Бергсону, это не черта именно человеческого творчества – это свойство самой жизни, которую художник в данном случае просто глубоко понимает и выражает: выражает именно не внешние черты или сходство, не копирует действительность, но выражает самые глубинные, внутренние механизмы жизни.

Истинными и глубокими причинами дробления жизни были те, которые она носила в самой себе. Жизнь есть стремление, сущность которого состоит в том, чтобы, пройдя форму зародыша, создать одним фактом своего роста расходящиеся направления, по которым она распределится. Мы наблюдаем это в самих себе, в развитии того своеобразного стремления, которое мы называем нашим характером.

Бергсон отмечает причины, которые дробят развитие, «приводят часто к рассеянию жизни, застывшей в произведенной ею форме, отсюда вытекает растущий беспорядок». Он верит в прогресс, если мыслить его «все более сложными и высокими формами», и случаются на этом пути многочисленные отклонения, отступления.

Намечая точки разъединения, творчество и инициатива познания восполняют процесс роста и развития культуры.

Время

Течение вселенной во времени составляет одно целое со всем объемом творчества во вселенной.

Время – это творчество или же оно – ничто.

Но люди никак не могут перестать останавливать время и исследовать застывшие феномены.

Художник делает именно это: внедряется в поток времени, ощущает и передает его движение, прекратив радовать нас отдельным ретенциями, снимками застывших мгновений. Тема Фауста исчерпана: я не хочу остановить мгновенье, застывшая иллюзия «счастья» — пошлость, хочу пути.

У Матисса все в мерцании и движении, ни одна форма не застывает в окончательной редакции; как бы творчество продолжается на ваших глазах – и не только на глазах, но и от вас оно требует соучастия…

Это не то что незавершенность – это незавершаемость: ничто в творческом акте невозможно по определению завершить; линия свободна и стремительно, резко и точно передает формы, и впечатление, что художник на ваших глазах ищет оттенок голубого…

Возникает ощущение творческой свободы, света и воздуха.

А. Матисс. Красные рыбки

Мертвечина захватывает мир, и Бергсон пишет о том, с какой грубостью и упорством люди путают живое и неживое, особенно в образовании. Эти ошибки имеют корень

В нашем настойчивом стремлении толковать живое как неживое и думать о всякой вещи, какой бы текучей она ни была, в форме окончательно установившихся твердых тел. Мы чувствуем себя свободно только среди отдельных неподвижных мертвых вещей, интеллект характеризуется природным непониманием жизни. Наоборот, инстинкт отливается по форме жизни…

Это можно отнести к Матиссу полностью: вот уж где не найдете мертвых тел! – собственно, эта тема выражена у многих художников (камни Магритта и др.).

И еще одна идея, не последняя по смыслу:

Философия может быть только стремлением снова раствориться в целом.

Метафизика как интуиция

В анализе феноменов, пишет Бергсон, мы приближаемся к длительности, которая все более и более напрягается, сжимается, становится все более интенсивной:

В пределе будет вечность… вечность живая и, следовательно, также движущаяся, где наша длительность была бы подобна колебаниям света и которая была бы сжатием всякой длительности, как материальность есть ее рассеяние. Между этими двумя границами движется интуиция. Движение это и есть сама метафизика.

Ошибка в том, что мы старательно отыскиваем в метафизике единство, которое мы a priori предполагаем; мы допустили это единство слепо и бессознательно, однако это ошибка:

Всякая реальность есть тенденция.

Однако понятиями с четкими контурами нельзя охватить текучую реальность, это может сделать только искусство, динамичное творчество, сбросившее с себя путы догматики, в том числе и эстетической.

А. Матисс. Тыква.

Истинное – познание интуитивное, которое следует за самой жизнью вещей; такая интуиция постигает абсолютное.

Бергсон указывает, что наше сознание не признает беспорядка, хаоса, не справляется с потоком жизни, мечется от одного надуманного порядка к другому, не в силах дойти до высшего порядка (это делает искусство).

Нечто аналогичное представляет жизнь в целом, рассматриваемую как творческая эволюция; она выходит за пределы целесообразности, если под таковой понимать осуществление идеи, известной или могущей быть известной наперед — эта категория целесообразности слишком узка для жизни во всей ее совокупности

…Мы всегда имеем дело с живой материей, и весь настоящий труд имеет в виду показать, что жизнь идет в направлении самопроизвольного.

Эти идеи очень нравились сюрреалистам и фовистам. Самопроизвольное, реакция, жест, свободный рисунок, свободная форма – все идет наперекор формализму и догматизму существующего порядка вещей. Меняется само положение художника в этом мире, его образ – он теперь превращен в идола, поскольку владеет свободой…

Развенчаны мифы о классическом творчестве – наступает эпоха свободной живописи, которая перевернет культуру и саму жизнь интеллекта.

А. Матисс. Окно

Матисс не уважает мир предметов – вертит и меняет, и комбинирует как душе угодно.

Кажется, тут вещей слишком много, и не хватает планов, невозможно отразить истинные дистанции, они заслоняют друг друга и смешиваются – однако именно таково мое впечатление от реальной ситуации в комнате, откуда взгляд неизбежно вырывается наружу, комкая и мешая предметы, планы и пр.

Движение – главное, и вся эта чепуха про три измерения – выдумка, настоящая картина смешивает эти измерения, потому что в конце концов это иллюзия – про третье измерение, на холсте у меня их только два.

Мне очень нравится «Интерьер со скрипкой», почему?

А. Матисс. Интерьер со скрипкой

Мягкий черный и марс словно пытаются усмирить эту стихию свободы, и я могу рассмотреть ее подробнее, ощутить живее; тут существует некая связность, никакого хаоса, и тем не менее, предметы существуют в своей проекции и своем сквожении, не сливаясь.

Тут есть свобода – она в самой случайности композиции – в самом деле, этот стол обрублен посередине, а футляр словно взлетает – движение захватывает композицию, и оно еще яснее при отсутствии явной цветовой динамики.

Какую бы устойчивость он ни придавал своим вещам, они все равно поют и танцуют.