Николай Ге. Религия
этот художник рельефно прост: прокуратор Пилат, застывший каменной статуей, и Христос, из тени тайного знания светящий, — ясная антитеза; Ге использует резкие тени, контрасты, но мистики не получается
его Иуда, застывший на пустынной дороге, утерявший связь с человечеством и уже как бы превращенный в камень – тоже нет мистики; впечатление, что ее вообще нет в русском художественном сознании; думаю, это корень и неудачи русского символизма и такой полный и страшный эффект последующей культурной катастрофы
культура развивается как живое тело и нуждается в пище; у нее есть периоды расцвета, прозрения – и тьмы, тени; однако русская культура все-таки целиком строилась на заимствованиях; попытки славянофилов вспомнить о своем не увенчались успехом
поэтому в русской культуре не было таких явных естественных приливов и отливов, она пассивна, я не нахожу в ней нужного числа творческих сил, идей, прозрений
почему пишут Христа?
видимо, чтобы приблизиться в тайне Богочеловека, в которой мыслящий мастер видит огромное значение; но что означает эта сцена Ге, где мы видим Христа, странным образом обхватившего лоб руками… что это такое? о чем это? – как и его Вечеря с огромной тенью Иуды…
тут нет осмысления, нет проникновения в таинство; впечатление, что художник просто нашел нужный эффект, удачную гамму…
Христос в синагоге – случайная фигура, ничем не примечательная, хоть там все залито золотым светом, не связывается…
тут понятная проблема: хороший художник берется за высокие темы в эпоху разрыва с церковью и смерти богов, вот в его живописи и отражается эта правда царящей вокруг него пустоты; он эту пустоту просто отражает, и в этом нет искусства, его задача как раз обратная
наступило время странное, сложное для творчества: сам выбор сюжета требует эрудиции и определенного масштаба сознания; надо осознать эту плоскость и пошлость, и пустоту и найти путь преодоления ее; эта задача не всякому оказалась по плечу
а когда по плечу, у многих наших получались всякие черные квадраты, символ художественного бессилия, по сути дела
и вдруг неожиданные на первый взгляд параллели: Ге друг Толстого, и вполне ощутим этот нигилизм, прописанный так же рельефно, как и у великого заблудшего
он ищет снова и снова стиль представления евангельских сцен, все разные – стиля нет и смысла тоже не появилось никакого; и тут не влияет яркий свет, как в сцене в синагоге, или вечерние тени, гризель в сцене у распятия – все равно смазано что-то главное
и я смотрю на эту прекрасную художественную работу и ощущаю: это просто хороший рисунок, я не думаю о Христе – я просто не ведаю, что мне – тут – о Нем думать?
а тут еще Бердяев заявляет, что в истории нашей церкви не было ни одного мыслителя, кроме Иннокентия Таврического; читал проповеди Иннокентия, и это действительно шедевры, а тут купил первые три тома, где вся догматика, и это просто банальность…
так почему же не было мыслителей? – потому что русские подходят к вере с позиции исихазма, озарения; у них чистая вера в Бога, чуждая западному рационализму
и когда Буслаев критически оценивал живопись Возрождения, он не просто судил с позиции нашей иконы, а вообще отвергал это бытописание, введение Христа в художественный оборот, в круговорот обычных бытовых сцен
таинство остается таинством, мистическим преображением, которое не поддается никакому анализу и никакой интерпретации; отсюда бедность культурной традиции; то же, но уже в чистом и абсолютном виде произошло с евреями, единственной культурной нацией, у которой вследствие этого табу нет своей культуры, кроме Торы