Ф. Ауэрбах. С позиции Сизифа
Я надеюсь сделать такую новую вещь для мира, которая бы осталась в голове как новый вид живой вещи.
Ф. Ауэрбах
1
Хайдеггер объясняет слова Ницше «Бог умер» как падение высших ценностей, так что теперь центр тяжести познания, веры, воли перемещается в самого субъекта; на самом деле это можно трактовать как процесс самопознания, когда элемент догматический отошел, увял и его место занял элемент творческий
именно поэтому «искусство выше истины» 1 ; никакой «истины» в прежнем догматическом значении давно уже нет; человек воздвигает ценности, это Сизиф, который бесконечно возвышает, строит свой мир
Воля к власти – необходимость ценностного полагания… (327)
эта идея открывает эпоху субъекта; теперь ничто ценное не дается на блюде, в готовом виде, его надо открыть и реализовать, и в этом, собственно, заключен смысл моей жизни, отсюда
Безусловное господство субъективности (318)
а метафизика субъективности неизбежно ставит во главу угла волю; и проблема в том, готов ли человек для такой трансформации всего внутреннего мира — из пассивного рецептора в активную волю
Созрел ли он настолько, чтобы выстоять в такой судьбе на основе своей сущности и без всякой мнимой подмоги внешних инстанций (353)
у него действительно возникает комплекс Сизифа, немудрено, и проблема в том, чтобы преодолеть старые представления, откинуть прежние опоры и взять на себя ответственность за сознание; при этом, надо забыть многие догмы о «цельности», «научной картине мира» и вообще перестать корчить из себя царя природы
напротив, это сознание разверстое, открытое, динамичное; оно готово к переменам и новым открытиям – они случаются каждый миг творческого бдения, это есть «изведение разверстости сущего» (183) – никаких окончательных опусов, одни эскизы
Истина устрояется в сущем так, что само это сущее парит в разверстости (185)
вся суть в движении, то есть в творчестве; «истина» — симулякр, удобное слово для прикрытия незнания или интеллектуальной лени; настоящая истина в творчестве, движении, постижении, и нет конца пути
все учебники лгут, такова их природа; как только человек ставит настоящие задачи познания, он оказывается в Космосе – в пустоте, ибо именно так он представляет себе сначала этот Космос
2
…сущее парит в разверстости
это очень точные слова, их надо понимать буквально
современный человек, конечно, не может не осознать это падение кумиров, отсюда его стремление все-таки найти эти костыли, канаты, опоры, как-то укрепить, без лишних усилий, свое положение в действительности
это происходит по-разному
я наблюдаю повсеместно кошмар тотальной коммуникации; для меня как субъекта, ужасно это состояние ежеминутной связи со всеми – звонки, дурацкие шутки, вопросы ни о чем, пересказ глупостей, эти жуткие новости – все наружу, человек сообщает о себе все
это синдром выброса, у нас во дворе растет дикий ранет, так в августе он усеивает землю зелеными крохотными яблочками, которые никуда не годятся и дворники, ругаясь, заметают их: больное дерево поскорее выбрасывает плоды – точный портрет современной молодой девушки, которая не переставая говорит, пишет, сообщает…
истерика твари
стоит подспудная задача: не принадлежать себе, отдаться – в общем, кому или чему угодно, это совершенно не играет роли перед драмой пустоты (для нее этот Космос – просто пустота); отсюда, та простота, с которой СМИ и власть обрабатывают несчастное население, готовое отдаться и забыть себя
человек неразвитый стремится к завершенности, к форме, в которой утонет всякое содержание, такая вот простая диалектика, и никакой разверстости, открытости, творческого отношения к миру и человеку – не терпит
ну конечно, не все так живут; постепенно мыслящий человек приходит в себя, то есть, в буквальном смысле, и осознает слова «Бог умер» не с торжеством циника, как это делает наша интеллигенция, у которой за двести лет развилось странное микроскопическое сознание социального червяка – а с ощущением драмы
которая толкает на творчество, потому что – в отличие от червяка – субъект обязательно должен вос-создать ценность, овладеть ею, стать ею; это происходит мучительно, тут как раз то отчаяние, то страдание, которое, как мы поняли, есть «единственная причина сознания»
и он становится страдальцем для других, они – карикатурами на людей, для него, даже при всей нейтральности или равнодушии взгляда: ему не до человечества с его суетой и маятой…
поэтому человечество представляется современному художнику как сумма искажений: или это делает вся эта масс-культура, превращающая людей в какую-то кашу, лишая личных черт и голоса, или это делает сам человек, ломая свои представления на пути к настоящей истине
Сизиф, доложу я вам, выглядит неважно; да, ломая хребет в страшном усилии, истощая ум, выворачивая душу… он просто урод, как одинокий крик на своем проклятом склоне; который он превращает в подъем…
Ф. Ауэрбах
3
наблюдать за современным человечеством стало скучно
это дикое, безграничное гипер-потребление просто сводит их с ума, при этом идет какая-то полная стандартизация потребностей: он не только себя не осознает, но и самые простые потребности не осознает как свои личные, sine qua non – просто надо иметь, он и приобретает
иметь есть синоним глагола жить
на эту тему не писал только ленивый: Бодрийяр объяснил, как корпорация строит карту наших потребностей, так что мы приобретаем то, что они производят, больше и больше, в каком-то безумии небытия; Фромм проанализировал эту страсть иметь – иметь вместо быть
Суть установки, присущей потребительству, состоит в стремлении поглотить весь мир. Потребитель — это вечный младенец, требующий соски 2
этот младенец, пишет он дальше, не так невинен, потому что потребление готовит насилие; так или иначе, потребитель развивает жажду насилия, недаром они с таким упоением смотрят эти жуткие фильмы…
кажется, Фромм, как всякий серьезный психолог, переоценивает современную личность; например, он видит движение, творчество там, где его, мне кажется, вовсе нет – может, у нас разные позиции, ибо живем все-таки в разные эпохи… вот отрывок:
В действительности все человеческие страсти, «хорошие» и «дурные», следует понимать не иначе как попытку человека преодолеть собственное банальное существование во времени и перейти в трансцендентное бытие
можно пояснить так, что современные люди, о которых я тут толкую, вообще лишены страстей, как и всякого стремления к трансцендентному, к любой вещи, превышающей ящик…
мир вещей создает симулякр цельности, ту форму жизни, которую так ценят и без которой не могут жить женщины; мне кажется, современные мужики не слишком от них отличаются: мир теперь находится в женской фазе развития, пошлость, мода, скорость…
Ф. Ауэрбах
в такой ситуации художник стремится разрушить эту стену, развеять неразличимую дымку, увидеть лицо человека; получается с трудом, недаром уходит жанр портрета и повсюду одна абстракция…
Франк Ауэрбах говорит:
Настоящий стиль тот, у которого нет никакой программы. Это подобно тому, как вести себя во время катастрофы.
тут весь человек, всем существом – творит; и совершенно не представляет себе результата, что для художника смертельно: он ведь должен увидеть картину, прежде чем ее писать?..
теперь задача усложнилась
надо увидеть другого, развести экзистенции – а этот Другой есть целый мир и целая философия; мне нужен Другой – не как частица какой-то там «реальности» или населения, или тусовки, а как субъект, мир иной; мои представления о нем – и его обо мне – будут грубым искажением, как на портретах работы Ауэрбаха или Бэкона
но я увижу и выхвачу то главное, ту кричащую суть, которую не может убить даже ваше потребление, даже ящик: человека, г-да, не так просто уничтожить, хотя вы все для этого сделали – все возможное и невозможное – а он, собака, все равно пищит из-под сапога…
это живучее, исконное, личное, кричащее — душа – неуничижимо, вечно, и в стремительном эскизе этой сущности яркой вспышкой мелькнет Жизнь, и Бог улыбнется…
потому что чем больше давит этот пресс пошлости, чем мощнее их усилия смять нас, тем решительнее мы ищем путь и тем сильнее становится наша воля – та самая «воля к власти», а власть эта проста:
Преодолеть собственное банальное существование во времени и перейти в трансцендентное бытие
4
Сизиф – мужик молчаливый; кажется мрачным; в его глазах застыл скепсис, некоторые считают его нигилистом, а обыватели вообще боятся нигилистов, тем более что не всегда понятно, что это такое… что-то типа террориста?
в определенной степени так, только дело касается не материи, а духа, так сказать, умозрения…
нигилист, в понимании Сизифа, это человек, отвергающий пустые и привычные для вас абстрактные слова, в которых он не находит настоящего смысла; то есть, по-нашему, это аналитик, исследователь, который все должен доказать самому себе, найти и ощутить смысл – или выбросить, если смысла нет; зачем хранить мусор…
он тащит камень в гору, и вот таким странным способом каждый день снова доказывает себе, что Бог существует: он это чувствует по страшной тяжести камня; он ничего не может поделать со своим сознанием скептика, но доказывать надо снова и снова
но что же, он не знает, что камень тяжелый? – знать в данном случае – мало, надо реализовать знание в действие, в опус, для него, это проклятые метры пути; он вообще полагает, что настоящее знание штука очень практическая; он очень боится тех, кто хватает на лету и живет как бабочка: уж на бабочку он точно не похож…
никаких аксиом, любое знание надо доказать; как и прочие «ценности» — они все у него в кавычках, пока не откроется вдруг в могучем ритме тяжкого труда Божественная мудрость, не мелькнет в ее глазах нежность или вдруг не разверзнется на закате – над плавными синими холмами — Красота…
и каждый его шаг есть обретенная ценность, и путь, который поначалу казался проклятием, на самом деле и есть нормальная человеческая жизнь, в которой теперь нет пустых слов – сплошные ценности, словно он идет не по проклятому песку, обливаясь соленым потом и утопая ногами по щиколотки, а по алмазам шагает!..
Ф. Ауэрбах. Художник в мастерской
1. М. Хайдеггер. Исток художественного творения, М., 2008, с.339
2. Э. Фромм. Быть и иметь, ч.1