Разная метафизика
Кто внушил нам мысль, что метафизика хочет или должна быть наукой?
Л. Шестов
Э. Кант определяет ее как
Априорное познание, или познание из чистого рассудка… 1
тут сразу виден западный рационализм, иной метафизика и не мыслится; наряду с этим Кант сам сомневается, что все так просто: у метафизики есть глубинные корни
Так мы определяем границы чистого применения разума /а потому/… метафизика в своих основных чертах заложена в нас самой природой, м.б. больше, чем всякая другая наука
и все-таки это чистое умозрение
Чувственно воспринимаемый мир есть не что иное, как цепь явлений… он не есть, собственно, вещь сама по себе и, следовательно, необходимо относится к тому, что содержит основу этого явления, — к сущностям, которые могут быть познаны… как вещи сами по себе
и далее о том же:
Должно существовать нечто мыслимое лишь чистым рассудком…
Г. Гегель тоже сторонник «превращения метафизики в науку» — это вообще было общим стремлением на протяжении последних 200 лет
Метафизика есть не что иное, как совокупность всеобщих определений мышления, как бы алмазная сеть, в которую мы вводим любой материал и только тут делаем его понятным… 2
но возникает сомнение в таком классическом, традиционном подходе к метафизике: так она отразилась в немецкой философии, так потом она была выражена в итальянской живописи: холодные площади Кирико, застывшие фигуры Карра, сквозящие, неземные лики Модильяни…
однако если эта штука занята вопросами о Боге, свободе, бессмертии, красоте и пр., так вот путь к моей свободе: видимо, он пролегает не только через сублимацию и отрешение от мира, но и путем чувственного всплеска, жаркого творческого акта?..
А. Бергсон писал, что это
Вечность живая и следовательно также движущаяся, где наша длительность была бы подобна колебаниям света и которая была бы сжатием всякой длительности, как материальность есть ее рассеяние. Между этими двумя границами движется интуиция. Движение это и есть сама метафизика 3
отстранение материи, замена ее бликами света, свободное движение в этой цветовой реальности – в отличие от серой реальности буден – совершенно невозможное и оттого особо влекущее цельное, взрывное, чисто творческое существование – на грани исчезновения в этой Вечности
настоящая живопись – это метафизика, просто разнятся ее стили и средства выражения; так метафизика как свобода и предполагает разность стилей и не предписывает ни одного конкретного
переход из бытия в небытие и обратно – обычное явление у художников – или тех, кто, увы, талантом не обладает, однако несет в себе слишком много чувственной энергии и находит иные, не столь безобидные и не столь продуктивные, способы кайфа…
художник не терпит плоскости жизни (так называемые «реалисты» — странное явление); такой человек не просто придумывает некие новые формы: он реально движется сквозь слои и горизонты жизни как существования, фиксируя взрывы эмоции и интуиции сознания
по сути дела, он ищет эти тропы в будущее, строит мосты в иные миры, ну или «к другому берегу», выражаясь цветистым языком Ницше – и только такое творчество имеет ценность
и по этим тропкам свободные скользят в свои владения, упиваются снами и грезят наяву, строят замки и пишут картины – то есть, не просто коптят небеса, а в каменном мире создают материю бытия
*
и вот тут намечается разительное отличие культур
русские мыслители XIX века, числившие себя учениками великих немцев, как известно, увлекались Гегелем и стремились таким же образом обратить жизнь в идеи и живые феномены в «алмазные сети» метафизики – метафора красивая, но не отменяет сути операции
они словно решили ввести в русский ум метафизику; но как такое возможно? – если это базовая категория сознания, целый мир над здешним и грешным, «мир чистых сущностей», так он существует в любом развитом сознании, причем в своем неповторимом виде
таково свойство подобных сущностей, любых сущностей, их нельзя путать с цепью явлений, которые подвержены влияниям и давлениям самого разного рода: неужели у русских не было своей метафизики?..
а зачем нужна непременно своя?
да ведь это ясно: если мы полагаем это сущностью, неким базовым, исконным уровнем основных представлений, понятий и пр., значит своя философия и своя эстетика, и этика, и все иное возможно лишь на такой – собственной основе? – иначе ваша культура будет лишь эпигонством, перепевом и в конечном итоге – явным суррогатом…
и я думаю, русское сознание ясно представляло, уже к концу века, свои настоящие ценности и вышло из ученичества; вот, известные мысли И. Ильина о русской идее тут как раз кстати:
русская идея есть идея сердца
Она утверждает, что главное в жизни есть любовь, и что именно любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. Эту идею русско-славянская душа, издревле и органически предрасположенная к чувству, сочувствию и доброте, восприняла исторически от христианства: она отозвалась сердцем на Божие благовестие.
это все не пустые слова про любовь и благо – так живет это сознание, пронизанное духовной жаждой и в забвении земных нужд – посмотрите на любую русскую деревню и сравните ее с немецкой, и вам станет ясной вся эта метафизика – она как на ладони
Но сердце и созерцание дышат свободно. Они требуют свободы, и творчество их без нее угасает. Сердцу нельзя приказывать любить, его можно только зажечь любовью. Созерцанию нельзя предписать, что ему надо видеть и что оно должно творить. Дух человека есть бытие личное, органическое и самодеятельное: он любит и творит сам, согласно своим внутренним необходимостям. Этому соответствовало исконное славянское свободолюбие и русско-славянская приверженность к национально-религиозному своеобразию.
Такова русская идея: свободно и предметно созерцающая любовь и определяющаяся этим жизнь и культура. Там, где русский человек жил и творил из этого акта, — он духовно осуществлял свое национальное своеобразие и производил свои лучшие создания во всем: в праве и в государстве, в одинокой молитве и в общественной организации, в искусстве и в науке, в хозяйстве…
это сложное, глубинное созерцание, исихазм, высота духа, а не просто «сеть понятий» — тут сами понятия эти лишь верхушка айсберга; именно в такой глубине и кроется опасность – сегодня уж мы ее осознали вполне
исходя из русского уклада души, нам следует помнить одно и заботиться об одном: как бы нам наполнить данное нам свободное и любовное созерцание настоящим предметным содержанием
кстати говоря, это благостное и гармоническое, чувственное и интеллектуальное созерцание, эта цельность восходящего духа не всегда столь благостны – тут и драмы, и конфликты, и страшная катастрофа русского духа, которую можно объяснить – если поглубже копнуть – именно полным непониманием и непризнанием этой суверенной, высокой идеи
можно, в скобках, спросить, а поняли ли мы ее сегодня и по ней ли живем?..
так что в русской иконе, в рублевской «Троице» запечатлен идеал этой метафизики, неразрывно связанной с Духом; иногда и более поздние русские художники возвышались до этой метафизики, и в этих пустынных пейзажах парит иногда эта глубокая душа в алкании Бога…
а в итоге, бросается в глаза различие настолько резкое и фундаментальное – различие в сущностном, в самом главном! – что просто немыслимо говорить о какой-либо общности нашей с рациональной, банальной и абсурдной Европой (а то, что рационализм порождает абсурд – это уж просто аксиома)
И. Левитан. Деревня. Сумерки
*
Приложение
вот как надо писать о метафизике
Н. Гумилев. Баллада
Пять коней подарил мне мой друг Люцифер
И одно золотое с рубином кольцо,
Чтобы мог я спускаться в глубины пещер
И увидел небес молодое лицо.
Кони фыркали, били копытом, маня
Понестись на широком пространстве земном,
И я верил, что солнце зажглось для меня,
Просияв, как рубин на кольце золотом.
Много звёздных ночей, много огненных дней
Я скитался, не зная скитанью конца,
Я смеялся порывам могучих коней
И игре моего золотого кольца.
Там, на высях сознанья — безумье и снег,
Но коней я ударил свистящим бичом,
Я на выси сознанья направил их бег
И увидел там деву с печальным лицом.
В тихом голосе слышались звоны струны,
В странном взоре сливался с ответом вопрос,
И я отдал кольцо этой деве луны
За неверный оттенок разбросанных кос.
И, смеясь надо мной, презирая меня,
Люцифер распахнул мне ворота во тьму,
Люцифер подарил мне шестого коня —
И Отчаянье было названье ему!
*
Господи! – спасибо Тебе за то, что мне открыта такая красота!
вообще, этот Люцифер вызывает подозрение, однако что ж, он наследник Лермонтова, и этот могучий демонизм гонит поэта на вершины – ничего не поделаешь, именно титаны духа и осознают свое земное проклятье, а пигмеям с ним жить привычно и легко…
но кто же эта дева? – да это она и есть! —
В странном взоре сливался с ответом вопрос…
то самое: вечные вопросы без ответов, высота и этот «неверный оттенок» так хорош и являет собой шедевр философской лирики, о которой беспечный читатель и не подумает такого – в этом все чудо
были поэты, которые поселились на этой высоте, всю свою лирику посвятили Софии, а на земле грешной и не бывали – эти стихи мечтами красивы, однако от них потом несколько ломит затылок…
берегитесь, поэты! – не летите на эти высоты, не погружайтесь в бездны метафизики, потому что оттуда уже не вырваться; но невозможно современному поэту не попасть туда, ибо мы люди своего века – увы
и Люцифер распахивает ворота в отчаяние, которое отныне и поведет поэта среди этих лабиринтов мрака – к свету; тут продолжение великого предтечи: у Гумилева явный конфликт с демоном зла, с древом познанья и вообще всем этим рядом
в этих лабиринтах он уже не имеет такой власти, и лишь в этом настоящем творчестве – преодоленье мрака и в нашей земной юдоли я лично не ведаю иного настоящего пути
1. Э. Кант. С.с. в 5 тт., М., «Мысль», 1964, т.2., с.79.
2. Ф. Гегель. Энциклопедия философских наук. М., «Мысль», 1977, т.2, с.21.
3. Введение в метафизику, с.1206