Эжен Ионеско. «Носорог»
Увертюра. Носорожьи крики и нежные вопли, переливы почти смеха и почти гневных криков, какие-то почти арии! — все это длится некоторое время, потом на сцене являются пугливые персонажи…
Глубина этой вещи поразительна. Отчасти верно: в пьесе абсурда есть незапланированные сочетания, случайные символы и переклички, но так же верно и то, что поэт создает эту живую многоплановую картину, этот воздух тревожного ожидания, вот почему у тебя возникают эти ассоциации…
Самое первое — уничтожающая картина разлагающейся философствующей интеллигенции. Обыватели вообще не понимают, о чем речь, «не видят и не слышат» и полагают, что носорог сбежал из зоопарка. Интеллигенты сидят и пьют вино. Они рассуждают о том, существуют ли они — все по Декарту, хотя конечно же пора мыслить о совершенно иных вещах.
Это не вина — это беда. Глупые силлогизмы — только сатирический штрих. Важнее, что эти люди совершенно оторваны от жизни, от окружающей реальности, в которой уже собирается стадо носорогов…
Но когда и почему это произошло..? Видимо, еще в Риме интеллектуалы были оторваны от политической жизни и писали нравственные письма, а вокруг них творился содом и кровь лилась рекой. Так и пошло… Истово и радостно они объясняют свои силлогизмы и прочую дурь, они живут этим, мелкими радостями интеллекта, как зачарованные, смотрятся в зеркало.
Они говорят про кошек и логику вразнобой, сюда мешаются и мысли о патриотизме, о долге, мутный поток болтовни… они движутся по сцене — по замкнутому кругу, из которого нет выхода. Эта культура застыла, исчерпала себя, в ней не осталось порыва, ни капли романтизма, бунта, воли.
Может быть, это глубже, чем мне показалось… Энергичные существа возникают и жестикулируют, а эти застыли, как мумии. Это статуи бывших людей, а есть некий мистический закон сохранения нравственной энергии, и если один сектор общества застывает и не развивается, бурное развитие начинается в противоположном.
— Справедливость — это и есть логика.
Вот вывод. И с этим выводом они ждут стада…
Мир крепко стоит на своих столпах. Так ли это? С оловянными глазами они повторяют свои фразы… Возможно, именно эта уверенность в столпах и тупость стали причиной трагедии. Нет у мира никаких столпов, все движется, меняется освещение, неуловимое передвижение масс в глубине… Но их волнует разбитая посуда — на носорога никто не обращает внимания.
Рационализм — вот мишень поэта. Это интеллектуальная пошлость. Их сознание отравлено навеки, мелочно и плоско — и теперь они спорят, какой это носорог… Логик начинает по-научному выяснять, сколько у него рогов. Он всех запутывает, речь превращается в скороговорку — никто ничего не понимает, но у всех чрезвычайно важные физиономии.
Да полно… Каждая гениальная пьеса — модель мира.
Неужели мира больше нет, как нет человечества, общей морали, справедливости, истины, Бога?
Разумеется, растоптанная кошка вовсе не кошка, но именно так мы воспринимаем чужую беду. Ты знаешь, это свойственно всем людям, не верят они, что в их обыденной жизни может произойти нечто не то что чудовищное — а просто необычайное происшествие. Никто этого не ожидает, а все от того, что обыватель лишен глубины сознания, в котором были бы свои пропасти и ужас, наше вечное ожидание и страх, и греховность…
— Речь идет просто-напросто о кошке…
Тут происходит интересный разговор. Никто не верит Дэзи, что она видела носорога. Невозможно доказать. Тут простой факт оказывается мистикой — и такова мистика наших отношений, они абсурдны! Мы же совершенно не понимаем друг друга, не умеем слушать и никогда ни с кем не согласны — в абсурде открывается истинная глубина реализма.
Прозрачный символ — рухнувшая лестница. Между ними и улицей теперь обвал, и они изучают носорога… и все равно полагают его галлюцинацией.
Ионеско прекрасно показывает атмосферу учреждения, эти пустые речи и эмоции, подверженность массовой апатии (или психозу), при этом сама сюжетная идея гениальна. Жан превращается в носорога.
*
Необычайной иронией пронизан текст. Когда Беранже мечется на кровати и кричит:
— Силы воли бы мне!
— это смешно и остро. К нему приходит Дюдар. Они боятся появления шишки, хрипоты…
ДЮД. Если вы не стукнитесь, не будет и шишки.
БЕР. Кто не хочет стукнуться, тот и не стукнется.
ДЮД. Никогда не стукнется.
Подобные диалоги ставятся как фарс. Зал хохочет — и это горький хохот…
Оба боятся обратиться в носорогов, чье сопение слышно за окном. Человек не замечает, как он меняется — воистину, это самая страшная угроза, которая есть на свете, — и теперь они ощупывают свои лица и вслушиваются в голоса… Наша природа крайне неустойчива. После этой войны и всего, что с ней связано, люди стали внимательнее вслушиваться и всматриваться в зеркало.
Когда на ваших глазах “ярый сторонник гуманизма” обращен в сопящего носорога — это потрясает. Ничего нет стабильного, никому невозможно верить. Человек оказался хлипкой опорой цивилизации — а больше этой цивилизации не на что опираться!
Содержательность текста! Вот, они вскинулись: а вдруг эта болезнь заразная?.. А вот они трогательно защищают свой “маленький мирок” — тут уже не до жиру, сохранить бы саму человеческую природу — глубочайший мотив… Обнявшись, они стоят посередине комнаты: ни за что не отдать последнего… И тут же пьет, поясняя, что спирт убивает бациллы — смешно!
Проблемы глубочайшие. Дюдар полагает, что надо относиться к этому легко, у Беранже не хватает чувства юмора. Ничего себе! Друзья обращаются в гнусных чудовищ, а ты должен юморить? Однако какой же выход? Дюдар уже “начинает привыкать” — это ужасно! – однако жизнь продолжается, и возможно, именно в этом продолжении жизни вопреки чудищам залог победы над ними? В том, что им не удастся изменить в тебе ни йоты…
Или вот еще:
— Вы дон Кихот…
Этим именем мы называем человека, который предпринимает заведомо безнадежное предприятие или пытается исправить общественную мораль, покарать зло; однако бездействие оказалось гибельным, и образ славного рыцаря пересматривается теперь в нашем сознании? Может быть, надо быть отчасти дон Кихотом?
Глубочайшим пафосом проникнут следующий отрывок, где Беранже страшится, что его обратят в носорога. Наша воля и ее границы… мы видим стада двуногих, послушно отказавшиеся от всяких потуг на свободу и волю, послушных дурацким приказам, марширующих с улыбками на румяных рожах — мы видим собрание, на котором все дружно голосуют; мы видим людей-автоматов…
Так чего же стоит человеческая воля, если только единицы умеют сохранить ее. Чего стоят свобода и вера, красота и нравственность, высшие наши достояния, если только немногим они нужны — остальные выбросили их как ненужный хлам. В пустенькой болтовне двух испуганных обывателей открываются бездны.
Чего стоит умеренность? Это молчалинское качество нравится Дюдару, который “пытается понять” … мы действуем, исходя из логики. Логичны его слова и жесты, речь разбита на периоды, он совершенно не потрясен и продолжает рационально мыслить. Однако тут поэт уже забрался в самую суть нашего сознания: оно содержит эксцессы, страсть, пафос, и если оно становится чисто рациональным, то умирает, иссушается пустой логикой? Человек должен мыслить чуть страстно, если он живой интеллект: его ум и чувства “отрадно слиты — И он не дудка в пальцах у Фортуны, на нем играющей…” Вечная тема!
ДЮД. Что может быть естественнее носорога?
Обыватель сохраняет статус-кво любой ценой, в нем нет этой страсти, этого возмущения, страха, веры, идеалов — поэтому он все может принять и одобрить, и эта неподвижность сознания опасна. Человек должен быть мыслителем — коль скоро в нас и нашей жизни открылись такие пропасти, — быть мыслителем и художником жизни, каждый, — в этом суть нашей природы, это не исключение, а закон нашего существа! — иначе нет никаких гарантий сохранения нашей природы… да и насколько, если уж говорить честно, она сохранилась?
Дюдар спрашивает, как отличить “философски и логически” аномальное от нормального.
Беранже судит с точки зрения здравого смысла… простой кусок, однако он полон глубины, и они пристально смотрят друг другу в глаза, напряжение спора нарастает… Дело в том, что человек есть именно амальгама противоположных и самых разных состояний, его modus vivendi и особенно образ мысли весьма сложен: утеря этой сложности и есть путь к носорогу.
Философ становится здравомыслящим гражданином, а через минуту — поэтом, вот каким должны мы быть, и этот образ дан прекрасно в тексте. Нарушение связей, выпадение звеньев сознания — опасный симптом. Вся пьеса — глубокая антропософия.
ДЮД. У вас все перепуталось в голове!
И в этом вся прелесть нашей природы, что мы часто не понимаем, что происходит в нашей голове, однако интуиция и вера говорят нам, что мы на верном пути.
Логик, последняя надежда, стал носорогом… Драматичная сцена крика в окно. Приходит Дэзи. Из ее рассказа понятно, что путь в носороги самый разный, впечатление, сотня троп, по которым люди стекаются туда — вот они бегут, ползут, обращаясь в животных, вокруг нас, и только один путь остаться человеком, постоянное усилие интеллекта и чувства, живое сознание, активная мысль. Кто спит, тот обращается в носорога.
Следует заметить, что нас в этой постановке совершенно не интересует собственно фашизм. Он мало отличен по сути от коммунизма или какого-то будущего носорожья. Суть в изменении, в способности предать главное, в спячке, из которой всех их вырывает топот носорогов под окнами…
Вокруг бушует животная стихия. Гогот, рев, рык сменяются маршами и победным гиком. Этот хаос бушует вокруг героев, которые оказываются на маленьком освещенном островке сцены — все прочее уже погружено в багровый мрак. Там мечутся тени носорогов…
Идея решительного противодействия стоит в центре всех размышлений героев. Либерализм хорош как идея; в практической, реальной жизни он слишком слаб, мы должны решительнее противопоставлять свое человеческое их звериному. Момент превращения Дюдара нарастал постепенно и не изумляет нас. Он начинает кружить по сцене. Рев и гул, выкрики постоянно звучат над залом, и вот, он убегает.
БЕР. Который из них?
ДЭЗИ. Теперь уже не разберешь…
Личность — вот что нам мешает, и мешает не только в такой вот экстремальной ситуации — нет, постоянно, на каждом шагу. Чтобы добиться успеха в жизни, следует просто отказаться от этой личности, этого бремени, слиться с массой. Толпа пробегает по авансцене, топот и крики оглушают нас! Пыль рассеялась. Вокруг рожи носорогов… Посередине авансцены, на последнем клочке — пара влюбленных.
Однако никакая любовь, никакая привязанность не могут защитить человека в хаосе трансформации! Проблема стоит так: или сублимация, преображение духовное, или трансформация, преображение животное. Ничто не стоит на месте. Вы не верили в духовность, в Бога, в истину Духа? Страшитесь, хорошенько ощупайте свой лоб…
Знаменитый крик Дэзи:
— Они такие красивые!
И она тоже присоединяется к носорогам. Он остается один. Его потрясающий монолог заканчивается криком. Он остался один. Человек — один. Связующие нас принципы и идеи сдохли, рассыпались в носорожьем топоте, запятнаны и заляпаны навеки. Только личность хранит устои человеческого бытия.