Интерпретатор

Нужно высвободить из цепей бодрых радостных духов… ¹
Ф. Ницше

история устанавливает мертвые истины, в этом ее смысл, ее пафос; когда человек интерпретирует современную картину, он вовсе не старается уяснить, что художник «хотел сказать», каковыми были обстоятельства жизни и создания опуса – все это мертвые истины, а то и просто ложь

обстоятельства изменились, художника больше нет, как и ситуации создания картины – все иное и нужны совершенно иные идеи; история настаивает, что каждый жест и мысль в прошлом – имеют высший смысл, на самом деле она складирует их без всякого смысла и системы (система потом припаивается)

интерпретатор не читает знаки – он проживает смыслы, ему это надо, чтобы жить, чтобы достичь нужной полноты сознания; если данный опус не содействует этой цели, он мне не нужен; искусство укрепляет мои творческие силы, а не служит лишь для сведения, для праздного, бездарного сознания

развивая «понимание как бытие», субъект «открывает способ существования, который от начала до конца остается интерпретированным бытием» — и относится не только к искусству, но все отношения, осмысление, чтение, мышление, преподавание и т.д. – все осмысляется и наполняется смыслами

это делается уже чисто автоматически, всякая иная жизнь такого человека начинает тяготить своей бессмысленностью – род фанатизма, без которого современный человек уже не может уцелеть как мыслящий субъект

у меня возникает совершенно особое, мое личное, понимание картины (кстати говоря, оно возникает далеко не всегда, причем речь может идти о гениальном опусе, но во мне он не вызывает отзвука – бывает, ничего страшного)

итак, я ощущаю тут бесполезность стремлений, тупики духа, обреченность земле; сама сила порыва, которую он так искусно изобразил, есть планида обреченности, так что впечатление: они прикованы к земле и никакие порывы не помогут им взлететь

такая вещь собственно не может рассматриваться как текст, как некое утверждение: тут ситуация, и ситуация тупиковая, драма, и ваша задача сыграть эту драму, что немыслимо без личной интерпретации

возьмите фигуру женщины, чья талия так напряжена, что дошла почти до разлома – эта мощь стремления не в человеке, их словно каким-то ветром уносит, и вся сцена полна некой героики, которая явно не может разрешиться в событии; мне нет сейчас дела до рисунка и игры форм – я развиваю смысл

это моя личная забота, интерес к этой философии порыва, интенции, которая оказывается пустой для современного человека, которого носят те или иные ветры, который тонет теперь в пустоте виртуального мира – и желает поскорее утонуть: все лучше, чем водка – и пр. в этом роде

и разумеется, я теперь могу нанизывать бесчисленные образы того же сорта, слепые стремления, бездуховные порывы, псевдо-романтические бунты – полно сил, которые ничего не дают и никуда не приводят человечество; вокруг одни пустые порывы, слова без смысла, отношения без чувств, вера без духа etc.

недаром он пишет их фигуры опустошенными, словно эти ветры выдули все содержание, и остались голые порывы – вот суть современного сознания, которое развеяно этими ветрами, утеряло аутентичность, достоинство, наконец – личность – в общем, размышление идет в таком роде…

 

как норма или лекция такие тексты бессмысленны, потому что не стремятся установить некую универсальную истину или значение; более того, интерпретатор задает простой вопрос: а кому нужны такие значения и кого научит такая лекция? – научит чему?

научит чувствовать, мыслить, находить собственные значения, жить сознательно? – это просто бред, потому что такому не учат, ну а все прочее (история течения, биография, идея, принцип создания картины) – чушь и вообще никого не интересует

это новая история искусства, которая есть бытие в этом искусстве; и вы не можете научиться быть (что-то тут мне чудится совершенно невозможное), а вы можете просто наращивать собственное понимание, использовать такие тексты как трамплин, антипод, озарение, материал и пр.

в таких вещах, как творчество, человек идет сам – этому не учат; главное, не учат той могучей интенции, тому импульсу, который или есть – или его нет, а тогда и все эти картины вообще не имеют значения и лучше заняться шопингом

итак, есть вещи чуждые – есть вещи близкие; ты не всегда понимаешь, отчего эта вещь Клее тебе близка; и даже так: я отвергаю сам художественный стиль картины, мне не нравится ее эстетика, однако – близко, понятно, глубоко, трогает и порождает жизнь (то есть интерпретации)

это может быть какое-то основное движение, какая-то наивность, чистота порыва, влекущие знаки бытия, которое я и развиваю из картины – буквально черпая из нее жизнь, так что не надо задавать мне вопросы, к чему все это и какое значение она имеет…

получается интересная картина культуры, в которой опус стоит в ряду прочих, однако может вообще не иметь никакого значения ни для кого; и даже никого не интересует проблема: выбросить этого художника из пантеона, потому что реально не волнует

и напротив, вот художник, который почему-то волнует слишком многих, и его влияние и значение растет с каждым годом, хотя никто не удосужится подвести итог и объяснить, почему и чем он берет – эта проблема (просвещение публики) тоже не волнует, не мое дело, слава Богу…

так развивается совершенно новая современная культура как аналитическая феноменология, как синтез интерпретаций, цветник субъективных значений – каждый работает на своем огороде, весьма эффективно и приятно

картины живут своей жизнью; нет ничего более бесполезного и вредного, чем восстанавливать первоначальные значения – о чем говорила картина современникам ее написания; история искусства еще более нелепа, чем обычная история, хоть в ней вранья поменьше…

кого-то это интересует – и ладно, меня – совершенно не интересует; потому что для меня, это жизнь, живые образы, реющие знаки, настоящие глубины сознания, порыв духа: Пикассо тоже привлекла газета как материал, и этот образ человека, тонущего в газетных текстах – современный феномен

мы переживаем эпоху тотального обезличивания, и разумеется, такие вещи нас интересуют именно в этом ключе; Пикассо с этой идеей просто играл, на мой взгляд, а теперь какие игры…

такие вещи становятся вехами и важными экспонатами в нашем музее настоящей истории искусства

интерпретатор не претендует на абсолютное понимание, идеальное прочтение картины или текста – парадокс в том, что он не придает абсолютное значение гениальной картине, она материал для жизни, для сознания; и это его прочтение, субъективное по определению, вовсе не обязательное и лишенное каких бы то ни было общих установок и правил

ничего общего – только личное; наша задача начать складывать новую картину сознания, новую феноменологию как основу современной эстетики, при этом что-то потеряется – ну, к примеру, я стремлюсь выделить смыслы, значения, оставляя за бортом анализа само качество живописи

картины – это просто знаки, единицы смысла в моей галактике значений; тут, если угодно, есть высший смысл, и социальный смысл: в противовес всей этой махине «общественного» движения, а точнее – равнодушия и апатии, я живу вполне осмысленно, ничего не принимая на веру

осмысление как апробация, как формирование настоящей реальности, базового уровня существования, за которым есть, конечно, и эстетика, и метафизика, и прочие прекрасные вещи

только я понял, что никуда не приду, если стану заниматься периферией; мы живем в глупую, шумную эпоху, когда основные значения и центральные идеи уходят, угасают, никого не интересуют; первый признак оглупления: никого не волнует сама информация – все заняты коммуникацией

чувство цвета, качество гармонии, свежесть метафоры – эти эстетические чудеса, если заниматься только ими, быстро меркнут, и человек ощущает странную тоску пустоты; нельзя давить на одни и те же педали, нужно восстановить цельность сознания, и на этом пути неизбежны жертвы

в эпоху утери основных значений я придаю значение; среди потоков массовой возни, моды и порывов развиваю исключительно личные движения и вкусы; в эпоху гипер-коммуникации строю систему информации и т.д. по всем направлениям – только противоток

 

моя задача вовсе не в том, чтобы «объяснять» — тексты, фильмы, картины – кому и зачем я стану их объяснять? – детей учить мне надоело давно уже, а учить взрослых – это вообще высшая нелепость и совершенно безнадежный проект

моя задача реализовать собственное сознание – она кажется простой и естественной лишь тому, кто еще не начинал это дело всерьез; и поэтому я ищу в искусстве знаки настоящего бытия, таким образом мне проще найти и реализовать его в самом себе, и другой причины заниматься этим у меня нет

дело в том, что весь этот окружающий нас мир, эта среда – сплошной шум, там слишком много лишнего, почти нет содержательных элементов, одни симулякры, и сквозь шум совершенно невозможно услышать настоящую музыку бытия

поэтому мои тексты совершенно субъективны, преследуют вполне конкретные цели созидания, творчества жизни, смыслов, эмоций, и понять мой текст возможно лишь из моего сознания, с которым он накрепко связан – это чисто внутренний процесс

картина Пикассо может пробудить во мне чувство тревоги, проиллюстрирует состояние того «голого человека», которым я себя часто ощущаю – на самом деле в ней вовсе не обязательно будет в наличии этот критический пафос, да и что это за наличие и как его удостоверить…

короче говоря, такие работы интересны только исканием, творческим пафосом, способным пробудить такие же движения в другом – большинство текстов, написанных людьми, не несут в себе никакого творческого импульса и являются просто унылой констатацией, да еще со множеством самых простых ошибок; такие тексты меня не интересуют

и когда вы желаете заняться таким серьезным чтением, вы подходите к тексту с неким требованием, исканием, вопросом, иначе это бессмысленное занятие: вы инициатор, вопрошающий, и текст может помочь вам преодолеть какую-то часть пути: чтобы получить ответы, надо знать вопросы

мы живем в странную эпоху, когда люди решили, что они все уже поняли, и перестали задавать вопросы; определенным силам в этом мире категорически не нужно, чтобы они развивались, потому что миром этим давно уже управляет единая порочная воля

так что для образования, для философии, для настоящего творчества сегодня как никогда нужна мощная «воля к власти», решимость опрокинуть все эти мирские устои и парад симулякров, чтобы прорваться к свободе

человек должен приложить максимум усилий, чтобы приблизиться к трагедии сознательной жизни, и разумеется, есть свой резон у того неисчислимого большинства двуногих, которые вовсе не ставят перед собой этой, прямо скажем: парадоксальной задачи

 

вся эта феноменология объясняется очень сложно ее адептами, а можно всё объяснить предельно просто: меня вовсе не греют пантеоны – да еще этот весь совок приучил нас презирать любые портреты и знамена, не в них соль, а в них обычно много лжи, вот и всё

так вот как результат, в моем понимании, пантеоны мертвы, а жизнь продолжается в интерпретации; художник интерпретирует природу или идею, или свое отчаяние, меланхолию, апатию; а я интерпретирую его опус, это мой modus vivendi, только и всего

и мое эссе будет проинтерпретировано, принято или отброшено, и так продолжится вся цепь, бесконечная интерпретация, у которой, собственно говоря, есть лишь одна настоящая цель и единственная миссия: осмысленное существование субъекта

поэтому у меня никогда не было задачи кого-то убеждать, споры ненавижу, в них нет никакого проку, занятие пустейших людей; убеждает пример, убеждает не слово, а бытиё, убеждают дела, настоящая глубокая и гармоничная реальность человеческого существования

никто сегодня не поверит меньшему – ну а что касается большего, т.е. всякие утопии общественного, общего рая на земле, так об этом достаточно сказано горьких истин, не хочу повторять их

---

1. Письмо П. Дойзену от 4.4.1867

 

Продолжить читать о методе — эпоха интерпретации