Пространство картины
Вещи, соответствующие ситуации хронической рефлексивности в современной культуре; непосредственное, неразорванное высказывание стало для нас непереносимым… (Гелен)
по мысли Гелена, современное искусство нуждается в обязательном комментарии как восполнении, ибо в опусе уже заложен раскол, разлом, который я должен восполнить, возникает жизненный мир рефлексии
на выставке атмосфера размышления, попытка войти в мир этих идей и внести свою лепту: мы все творим искусство, словно один человек уже не может это сделать: он дает зачин, обозначает проблему, разлом и пр.
гладкое высказывание, максима – они уже невозможны, живопись ушла слишком далеко по пути отражения самых сложных, метафизических проблем человеческого существования и сублимации
и это уже не комментарий – это оригинальный опус, отпечаток восприятия, особый базовый жанр современной культуры, обязательный для всякого, кто серьезно занимается искусством
потому что если у вас нет своих отпечатков, своей картины мира, какой интерес вы можете представлять в этом море пустой гладкой информации? — никакого
понимание становится весьма сложным феноменом;
Г. Гадамер пишет:
Понимание современного искусства представляет собой проблему для теоретической мысли
по той причине, что оно не постигается теоретически, оно постигается в обязательном порядке практически, в процессе со-творчества, непонимание этого явления, этого призыва привело к многочисленным пустым опусам
ужасно архаичны эти философы, которые от Аристотеля пытаются раскрыть смысл современной эстетики; и главное, они говорят о прекрасном, а мы вовсе не заняты прекрасным – давно уже заняты совершенно другими вещами: экзистенциальный человек жаждет истины, но почему-то экзистенциальный мыслитель этого не допускает, странный парадокс культуры; для философа идея существует в мире идей, в философии, а она давно уже в самой творческой жизни
да и всегда в ней была: эстетика ХХ века заставляет нас иначе посмотреть на творчество вообще, потому что это чистое творчество, когда художник вообще оторвался от натуры, от реальности и строит иную реальность, это явление в чистом виде, per se
и такому художнику, естественно, гораздо труднее обрести творческое состояние, чем классическому: тот мир, который он несет в себе, экзистенциальный мир, неповторимый во всех отношениях, нужно собрать и выразить; собрать значит привести к единству, к цельности, философам должна быть известна трудность этой задачи
это гармоническая установка, которая и дает этот свет и радость, эту цельность оригинальных образов, и свободу от реальности, состояние, от которого современный человек как-то отвык
объявляя на каждом углу о правах и свободах, на самом деле он ищет зависимости и покоя, гармонии небытия, которая естественным образом становится чистым антиподом творческой свободе и указанной установке – потому и не понимают ее и не видят смысла в этом искусстве
Особое пространство
важнейшая категория; для живописи, определяющая, ведь тут «окно в мир», мир иной, и поэтому построение конкретного пространства этой вот картины – одна из базовых задач художника, как в XVII веке, так и в XX
когда Пикассо пишет в центре гитару, кубистическая картина именно строится на ритмах: гитара неизбежно вызывает эти ритмы к жизни; ритм вообще основное понятие современного искусства, и не такое однозначное, ведь мы знаем, до какого абсурда дошла, например, музыка, построенная на одни ритмах
nil extra
Пикассо удивительно умеет организовать пространство; в его мозгу есть какой-то архитектор, который совершенно точно указывает размер картины, центр, обычно никакого внимания не уделяет периферии и точно рассчитывает то напряжение композиции, от которого прямо зависит успех кубистической картины
это особое пространство дробления, разложения, анализа, размышления – то была эпоха анализа, потом пришел сюрреализм как эпоха синтеза – видимо, это один из законов смены течений в искусстве
Г. Гадамер:
Современная живопись уже не может полностью игнорировать следующее требование: картина не просто должна привлекать к себе внимание, приглашая к созерцанию, но и одновременно указывать на жизненные обстоятельства, в которых она существует и частью которых является.
что это за «жизненные обстоятельства»? — моей жизни? — нашей общей? – если это иной мир, так и обстоятельства там совершенно иные – но г-да мыслители и законодатели никак не могут отпустить меня в иной мир, не могут допустить, чтобы кроме известного им муравейника существовало нечто иное
это особый жизненный мир, особым образом проявленный, поражающий именно некой жизнеспособностью, которую я – посторонний человек – сразу признаю в ней и принимаю, и ощущаю
искусство писать это пространство сразу выделяет художников самых значительных, гениев, которые мало заботятся о реакции зрителя и создают этот мир уверенной рукой – мир пустоватый, подобно тому как пустые миры создают лучшие кинорежиссеры
кстати говоря, «читать» эти тексты надо осторожно; я никогда не пытаюсь дать полную экспликацию картины: есть мое феноменальное восприятие, которое делает определенные акценты (т.е. искажает смысл); картина более похожа на окно в мир, чем на сам мир
эти миры у Дали похожи на некие исходные обстоятельства: тут ничего нет, вам предлагается исходная установка для созидания
Пространство исторического сознания
Дали нравилась археологическая идея: этим понятием я обозначаю картины, в которых дан мотив раскопок: вот, стоят дамы с зацветшими головами вокруг раскопанного «рояля Моцарта»; не следует, видимо, искать между ними сразу прямую связь – надо принимать предложенные условия, тот мир, который тут явлен
возможно, даже проще идти от более простой картины, поскольку ясно, что если идея повторяется, значит в голове мастера идет ее разработка от простого к сложному: вот, например, автомобиль, как бы вырытый из песков времени и замерший монументом среди пустыни
это знак – для меня лично, очень содержательный и саркастический, потому что у меня особое негативное отношение к авто; я думаю, такое же оно у большинства художников; чем им не нравится автомобиль?
в искусстве ХХ века он должен был бы занять большее место, а тут видишь лишь негативные интерпретации этого символа века: оскал хромированного бампера и решетки, истлевший остов – лучшие примеры…
во-первых, авто – это уродство; выходя во двор утром, я не могу в очередной раз не содрогнуться, видя эти груды грязного уродливого металла среди деревьев и аллей; они мне портят настроение; они воняют, загрязняют воздух, они нелепы и иррациональны
во-вторых, даже когда в них есть эстетика, она прямолинейна и малоинтересна: вот в этом красном «пежо» все направлено на скорость, а художник не занимается скоростью, ему некуда спешить; чистая скорость – идиотизм, сожжение существования
любая поэзия и любая настоящая эстетика – это остановка, медитация, а скорость часто противоположна цельности и осмысленности существования; авто, погребенный в песках цивилизации, символ внутреннего анахронизма, обращение времени
закон относительности движения в бытии: чем быстрее вы мчитесь, тем менее существуете; культ скорости есть жажда самозабвения, утери себя, «это как наркотик» — признается знаменитый гонщик, так что передвигаются по пескам трясущиеся калеки, люди-анахронизмы…
рояль Моцарта тут ни при чем
да? – однако принцип, возможно, тот же: отрывают древности, гениев и титанов, однако их уже не вытащить из–под песков времени; разрушена связь, которая была установлена в интеллекте, в культуре (недаром же у них головы зацвели!), вот они теперь и застыли над ним в торжественных позах: обретают? – нет, скорее, хоронят
каждый раз возникают новые и новые идеи по поводу этой поразительной и чисто сюрреалистической композиции
например, сегодня я обратил внимание на искажение, размягчение линий: эти останки рояля как бы потекли от зноя пустыни; кроме оригинальности и пластичности самой художественной идеи, тут ведь идея плавления
наш мир как пустыня (классический символ великих русских поэтов) не просто пустота и юдоль отчаяния, он воздействует, плавит, деформирует, превращает великие шедевры в месиво, массу «культуры»…
Новое пространство
голландцы дают нам представление об этом различии: пространство дома и пространство мира, где царят совершенно разные законы; современный человек оказался в совершенно новой ситуации, ибо горизонт его сознания распахнут в микромир и в космос
социальные, семейные условия и координаты слабеют, и перед каждым из мыслящих индивидов стоит проблема его личного пространства, определяющая работу и развитие сознания
есть люди с пространством в аршин, и они не хотят больше, и чем более огромные миры раскрываются, тем глубже забивается в щель обыватель, и мы тут видим испуг плоского сознания, мировоззренческий шок, от которого трудно оправиться
пространство мироздания оказалось в черной панели, спрессованное в бездарных опусах, которые показывают фиктивное пространство жизни, и человечек, вжавшись в диван, чувствует себя уютно лишь на этом аршине
и напротив, огромные пространства настоящей фантазии и современного интеллекта не выразимы в традиционных жанрах и остро необходимы человеку с настоящим вкусом
сознание ординарного человека подспудно восстает, пытается бороться с этой скукой, хоть немного раздвинуть горизонт
чтение исторических романов, например, или зуд путешествий, охвативший мир, — это все явные попытки расширить горизонт привычными средствами, только эти фикции мало помогают, ведь что за путешествие вы совершаете, когда едете отдыхать в Тунис или читаете Радзинского? – тот же диван перемещается вместе с вами
в живописи Дали проблема нового пространства заявлена как ключевая; на его картинах вы видите, как космическим холодом пронизывает эти огромные пространства пустынь, и одинокий человек теряется в них
думаю, тут и некая внутренняя метафора опустошения пространства культуры, нам становится все труднее понимать друг друга, различать и интерпретировать голоса; возникает вопрос, можно ли вообще понять человеческую речь в такой вселенской пустоте?
то есть, он фиксирует исчезновение культурного фона, «один голый человек остался», и его слабому голосу не перебить этой пустыни