Рембрандт. «Блудный сын»
Рембрандт ван Рейн. Возвращение блудного сына
В этой сцене у Рембрандта прямое столкновение фигур сына и Отца, словно он долго шел и далее некуда ему идти, кроме отца: он уткнулся в Отца, пресекся путь, жизнь дошла до логического финала – он обрел спасение. При этом, фигура его сломлена, лишена цвета и рисунка, он полностью отдан в руки Отца, не имеет более ни своей воли, ни иной цели в жизни. Отец обретает сына. Драматичный колорит, выступающие из тьмы фигуры домашних и старший сын – фарисей – который не понимает происходящего, это переворачивает всю его жизнь и идеологию, он изображен в профиль, перпендикуляр основной линии — встречи сына.
Тут есть что-то глубоко человеческое, молнией главная мысль, которая трогает – в согнутых фигурах, отсутствии пафоса, тут такая домашняя сцена, что кажутся совершенно не использованными огромные возможности евангельской сцены с ее радостью, восклицаниями пиром и пр. – на самом деле тут взят момент тишины, умиротворения, покоя и семейного счастья, когда страждущий обретает спасение, и в этом все чудо сцены…
Он еще не сказал никаких слов, ни о чем не рассказал отцу – это миг растворения и единения, какого он не знал прежде, самовольно распоряжаясь своей жизнью и полагая, что человек – это звучит гордо, что он сам может решить свою судьбу и все свои проблемы; теперь меняется его мировоззрение и он понимает, Кто на самом деле вершитель. А кто несчастный странник… Это миг прозрения.
Мы смотрим на главные две фигуры, и глаз тонет в каком-то горячем мареве охр, и вот она, нищета и боль вечных земных дорог, и как крылья любви, одежды Отца, нет ничего благостнее и нежнее, и надежнее – и потому фигура Отца полностью украла его. Все, мучения окончены, он дома.
Тут мудрость Отца. Земные дороги – дороги мрака и скорби, там много ошибок и лжи, и надо простить и возлюбить, вот и вся Его отеческая наука; он все знал заранее, и эта сдержанная мудрость в его фигура и жесте отеческих рук. Он весь утешение и прощение, а сын – небесный агнец, прошедший земные дороги (как и сам Спаситель), в его фигуре – безобразие и грязь земной жизни без надежды и истины, вот такими мы прибываем под кров Отца, а у него для нас лишь одно – любовь и прощение.
*
Трактовки этого сюжета могут быть самые разные, ведь иные мастера выделяли именно радость толпы, семьи и пр. Вот, на рисунке Ж.-Б. Греза целая гамма страстей и нравоучений!
Ж.-Б. Грез. Блудный сын
Рембрандт преодолевает соблазн такой сцены, своим глубоким внутренним чувством постигая, что не это главное – напротив, все эти страсти мешают установить и утвердить главный факт: сын стерт, он сейчас ничто – смысл уничижения и покаяния передан в его фигуре спиной к зрителю (нулевая поза).
Тут и нравственная оценка самого события: сын принят в лоно Отца, однако при этом он стал никем, чтобы стать всем; тут вечная диалектика преображения духа и вечная бессмысленность земных дорог, которые никуда не ведут.
И при всем этом есть еще и старший сын, верный Отцу фарисей, который дан в профиль, перпендикулярно основной сцене: он не принимает этого объятия и не понимает его, и возникает вопрос: зачем же художник изобразил его столь равнозначной фигурой, отвел этому непониманию и противлению такое большое место?
приходит мысль, что все они в Боге – и праведник и грешники, и старшие, и младшие, и фарисей, и подвижник; гений объясняет нам простую мысль о единстве духовной жизни, неисповедимости Господней и бесконечности Пути.