Композиция
Первый Нарцисс был частью природного мира, и надо приглядеться, чтобы выделить его из среды; рука — уже искусственное образование и перетягивает на себя центр композиции. В строгом смысле центр остается пустым, однако рука с яйцом явно доминирует, и в этом переносе — важная идея. Вообще же, здесь не играет решающей роли строгий центр в силу небольшого размера самой картины…
Нагромождение тем и хаотичность композиции явно видны: это необходимо ему, потому что размышление не имеет финала, нет разрешения темы, что подчеркнуто композиционно. Рука выделена по колориту.
В этой руке заметим несколько важных особенностей:
1) она каменная, она монумент: вижу тут важную констатацию из области психологии творчества: художник ощущает все время неадекватность усилий, недостаток жизненной энергии, каменеет в импульсе, все время как бы отстает от результата, опуса, одновременно недовольный им; и опус каменеет, ничего нельзя изменить, это не живое откровение – отпечаток;
2) трещина — она прорезает руку именно в том месте, где была вода, потому что вечно раздвоена душа художника; вечная трещина ничем не может быть закрыта, реальность и образ никогда не сольются до конца, всегда тут пребудет роковая условность 1;
3) муравьи ползут по руке — символ разложения и тления, которые неизбежно поразят преобразованную новую реальность, которая не укоренена и условна; рука (мастер) погибает — цветок остается;
4) зеленоватый колорит нижней части руки наводит на другую мысль: что же, это второй Нарцисс, предтеча первого, который тоже был в воде, и вода ушла, оставив его в таком вот виде? — жизнь преобразуется в творение, потому что в самой себе не находит разрешения проблемы бытия.
Итак, Нарцисс, лишенный воды (как отражения — самопознания, творчества, веры в себя и свое совершенство) обращается в руку — которой художник пишет картины, руку, рождающую слабые нарциссы — цветки, опусы, также осужденные зачахнуть, — тут разворачивается его трагическая философия творчества. А иной и не бывает.
Во-первых, разве самопознание связано с отражением? — напротив, оно должно быть проникновением вглубь, вертикальной проекцией? Нарцисс — это именно человек, любующийся данностью и уходящий от углубления, он не желает вызывать ведьм, тревожить глубины, в мифологическом плане, он противоположен Орфею.
Но только не Нарцисс Дали: этот, напротив, зачах над отражением; его творчество, познание, мучение — сплошь отражения, ни крохи онтологии! Ощущая в себе гармонический мир, он не в силах найти его выражение. Художник несет в себе красоту, идеал, однако выразить его не в силах, самолюбование для него есть творчество, и оно трагично. Обреченность отражаться весьма мучительна.
Во-вторых, поскольку бледные отражения, слабые опусы, не могут удовлетворить его духовной жажды, художник принимает свой modus vivendi как вечное движение, вечную сублимацию, мало обращая внимание на опусы, весь движение, весь прорыв к бытию. Но человеческая психика не может свыкнуться с этим вечным движением, вечной неукорененностью и отсутствием ясных ориентиров и результатов.
Традиция
Гастон Башляр назвал это культурным комплексом: текучесть — первая его черта, потому что вода обманчива и непостоянна, как и наше сознание, в котором идут волны эмоций и прозрений, наплывают дымки и пр., и отражение, которое есть обман;
Ж. Женетт написал: “узнавание становится заблуждением” 2, потому что возникает двойник и второй, иной мир, мир-отражение, а он обманчив, потому что есть невольное ограничение, он вырван из контекста, локален и нематериален.
Пленник своего образа, Нарцисс застывает в неподвижной, полной беспокойства позе, ибо знает, что малейшее отклонение в сторону, разрушив его отражение, коего он является не более чем бледным призраком, уничтожит его самого 3
— в этом плане, наш Нарцисс совершенно отчаялся перед своим изображением: видимо, человеческая гордыня, невольное самолюбование, которое есть в каждом из нас, вступают в конфликт с попыткой осознания, входом вглубь подсознания, там открываются бездны и уродства, там звери кричат…
Нарцисс, по мысли Женетта, становится призраком, отражение полностью захватило его — неплохой образ современного сознания, состоящего сплошь из отражений и страшащегося любой самобытности и отклонения: они разрушат привычный образ и место в социуме — однако, творчество многозначно и влечет вглубь, и эта “текучесть в глубину” (Женетт, 69) — тревожна и гибельна — тут уже прямая связь с образом Нарцисса Дали, который измучен тревогой и попытками углубления…
А эти попытки – характерная черта модернистского творчества. Как мы указали выше, смысл стал диктатором, а любой диктат в искусстве ведет к неизбежным искажениям, так что движение вглубь, прекрасное само по себе, порождает призрачность и ведет к утере цельности. В искусстве за все надо платить.
М. Мерло-Понти написал:
…наблюдатель оказывается пойманным в то, что он видит, при этом видя самого себя: в каждом видении есть фундаментальный нарциссизм
значит, Нарцисс — метафора мыслителя, который пытается разорвать этот мистический порочный круг “кругового взора” и устремить прямой взгляд — глаза в глаза, без опосредования и отвода, что приводит, естественно, к метафизическому тупику.
Сартр пишет:
Мы не можем воспринимать одновременно мир и обращенный на нас взгляд — либо одно, либо другое 4
— поэтому Нарцисс погрязает в этом взгляде, теряет ориентиры и чувство реальности, выпадает из нее — экзистенциальный герой, который одновременно теперь обречен именно на такое общение с любым другим человеком — “взгляд другого скрывает его глаза” (Сартр).
Одновременно, прямой взор может быть смертелен (смерть Василиска от собственного отраженного взора), потому что обладает, естественно, страшной прямой силой. М. Ямпольский называет такой прямой взгляд “морфологической чрезмерностью” 5, одновременно это завороженность, состояние наркотическое, странное, в котором человек теряет ориентиры; основная метафора художественного творчества, главным условием которого и является это конкретное самосознание.
1. В произведении видны трещины, склейки, следы иных пластов и эпох; современное искусство пересматривает классические мерки цельности и даже требования единства стиля. Модернист оставляет дилеммы и внутренние конфликты, в простых вещах несовместимость и драма. Трещины наше достояние, мы поняли бесперспективность истинной цельности — это всегда или уловка, или вранье моего сознания, — трещины есть и в сознании, потому что обычный человек (хотя что это такое — “обычный человек”?) забывает, ему даровано это здоровое забвение, которое позволяет смыкать воды памяти, и снова хорошая погода и можно веселиться; художник хранит впечатления жизни как эпохи, выбивает в опусах свои прозрения и вечные дилеммы самосознания — и потом они мучат его по ночам;
2. Ж. Женетт. Фигуры, т.1, с.67
3. с.69
4. Ж.-П. Сартр. Бытие и ничто. М., «Республика», 1998, с.356
5. М. Ямпольский. О близком. М., НЛО, 2001, с. 206