Картина

Все объяснения сюрреалистов перегружены лирикой, образами, словно они пытаются скрыть суть — простую суть за цветистыми и странными образами. Получается, что часто объяснения гораздо поэтичнее самих картин, на которых зияют разрывы. В объяснении художник пытается представить “красоту” — зритель привычно ждет “красоты”, однако постепенно она слилась, а затем и утонула в смысле. Искусство ХХ века стало смысловым, выражением и исканием смысла.

Это связано, конечно, с эволюцией всех форм общежития, и техники, и цивилизации в целом. Искусство перестало быть украшением цивилизации, оно вторглось в сферу смысла, потому что люди утеряли смысл, его утеряли философия, история, эстетика и, за ними следом, образование, уклад жизни… И поэтому, кажется, надо перестать рассматривать такую живопись как произведение исключительно эстетическое. Оно предлагает гораздо более глубокий и значимый контекст — смысловое поле, которое и надо попытаться выстроить…

Нарцисс — юноша, который обожал свою красоту, упивался собой и не знал и знать не желал женщин. Нимфа Эхо влюбилась в него, и с ней произошла известная прискорбная история… Нарцисс мог часами смотреть на свое отражение в воде. Он стал цветком.

К. Рохас писал о сексуальных комплексах Дали, его замкнутости и выходках, которые, видимо, были следствием этой замкнутости и отторженности от толпы, групп, художественных течений и пр. Известны факты, когда друзья (Лорка, Бретон, Бунюэль и др.) силой вводили его в некое общество, убеждали людей говорить с ним и смотреть его картины…

Думаю, он обладал стопроцентным комплексом гения, который совершенно ясно осознает свою глубину и мощь и не в силах никак разменять их: Нарцисс на его картине сидит над водой, отторженный от неистовства вакхической толпы на втором плане. Этот второй план интересен потому, что, во-первых, они обнажены (и это понятная идея), во-вторых, там тоже вода. Что означает параллелизм озер?

Они скачут по воде, в которую он смотрит, ища ответ, стремясь познать, понять. Озеро — нет, уже просто лужа — сознания, однако это самосознание, мелкое, но которое дано нам всем, используется всеми по-разному. Например, я могу замкнуться в своем сознании – вынужден, иначе не будет вообще никакого само-сознания, — а могу разделить его со всеми, влиться (со своей лужей) в общее, стать частицей сознания толпы. Там скачут, как табун, брызги сплошь — никакого самосознания, вообще…

Нарцисс

Сам Нарцисс сидит в странной позе. Он не видит своего лица. Нарцисс Дали отчаялся понять, он не любуется собой, скорее, пытается постичь, но понимает, что ответа на вопрос нет; это не миг самолюбования, это миг отчаяния, и возникает ощущение, что он осужден кем-то на это самолюбование – как гений осужден творить и созерцать плоды своего творения, так что Нарцисс тут обретает общемифологическое значение и может быть уподоблен Танталу, Сизифу, Орфею и пр. Кроме того, тут возникает интересная биографическая тема — тема кичливости и рекламы, самолюбования и громких заявлений художника, которые создали ему скандальную репутацию. (Явления в плаще и с длинными усами, и в старинных шляпах, идеи типа “Мне нравится плевать на портрет моей матери” и пр.)

С. Дали. Метаморфозы Нарцисса

Он вынужден представить некий образ толпе, ведь не может же он представить ей правду своего сознания, все эти бездны, которых резвящиеся идиоты на заднем плане вовсе не поймут — да и зачем она им? И Нарцисс принужден нести свое совершенство, осужден любоваться на свое отражение — он устал, измучен, истерзан, но ничего не в силах поделать… Впрочем, одно решение есть, и он его находит.

По замыслу Дали, герой сливается со своим отражением, уже не может существовать без него, — отражение является естественным продолжением фигуры, ведь мы настолько слиты с сознанием, что не в силах отделить реальное Я от представления о нем. Более того, именно представление — на картине отражение, — гасит реальное и становится самоценным существом.

Иначе говоря, существует ряд проблем с моим самосознанием:

1\ у меня есть комплекс неполноценности, чувство вины, ощущение инаковости, я не могу их объяснить и оправдать; я не нахожу чего-то положительного, а нахожу массу боли и страдания и искажения, которые обрекают меня на хаос, — закрываю лицо, не в силах обрести цельность;

2\ отражение в сознании моего Я носит общие черты и лишено всего вышеуказанного, ведь я постоянно упрощаю себя; но таким образом деформирую постоянно образ, поэтому нужен следующий, и так бесконечно;

3\ оказываюсь в ситуации двух мыслящих глыб, и глыба реального Я, реального сознания – я сам вырастил это чудовище, — застыла над глыбой подсознательного, прекращая постепенно попытки раскрыть его содержание, потому что я не в силах справиться с этими открытиями!

4\ есть еще и комплекс представлений (отражение в воде), никак не могу уловить их и сформулировать – и возможно ли это?..

5\ гора слева и вообще колорит картины, который сливает воедино героя и местность: отражение горы сливается с моим, таким образом комплекс моих представлений таков, что я в нем не в силах отличить и выделить живое от неживого, я все время терплю поражение в онтологических изысканиях, мое сознание синкретично, я пытаюсь справиться с этим хаосом, но погрязаю в тине дефиниций, в болоте слов… Не в силах отделить себя от горы.

Иначе говоря, я заворожен моим сознанием, которое обещает открыть мир, рисует, лепит, звучит, однако поражено природным бессилием; в то же время, я понимаю, что как-то связан с другими людьми, которые, внешне, вовсе лишены этих комплексов и вообще стремлений хоть что-то осознать — это тоже действует, обусловливая мое бессилие и поражение.

Рука — это новая реальность, которая и находится справа от модели, — рука с яйцом. Обращение в руку — символ творчества, которое следует как единственное решение перед нераскрытой тайной моего существа, а в нем — тайной совершенства; потому что во мне заявлена (и мне сказано об этом Богом) потенция цельности, “образ и подобие”, однако при непосредственном самоосознании я не нахожу его.

Собственно, единственное значение тайны именно в том, что она порождает творческий импульс, творчество снимает тайну, преобразуя ее. Именно поэтому рука застыла на песке: отражений больше нет, в творчестве я проявляю мое сознание, мир Я.

Писали, что рука — символ онанизма с учетом сцены на втором плане и вообще известных нам фактов его биографии… Действительно, тут рука заменила человека, и если Божье творение прикровенно, то ведь творчество человечье рукотворно, и в этом плане есть лишь имитация акта творения — имитация акта, онанизм. Рука стала важным символом в модернизме (у Кирико, например).

В любом человеческом творчестве есть эта уединенность, отторженность от людей и имитация отношений, активизация сенсуальной активности; выхлест энергии, а уж в искусстве – стократ, и потому высокое искусство – одновременно, мирским термином, мастурбация; мы каменеем, мертвеем, и творчество есть попытка живого бытия в мертвой пустыне мира, искусственное взращивание и вознесение цветка…

АНТИТЕЗА. Самосознание и творчество противостоят: там углубление, тут вознесение, сублимация; там бездействие — тут деятельность, как минимум — воссоздание; и если там уныние и порабощенность при остаточном сознании цельности — фигура Нарцисса компактна и органична, и естественно вписана в пейзаж, — то в творчестве возникает новая цельность, может быть, она в будущем, потому что в руке нет органичности, это странная композиция, тут разлад, беспокойство и одиночество выявлены, в то время как в фигуре Нарцисса они были скрыты. Творец устремлен от данности, вектор руки — восходящая диагональ. Он перестал быть частью пейзажа, частью данности.

Сейчас и здесь я ничего не знаю и не понимаю. Я живу в ином времени, не могу пока назвать это Вечностью или другим громким словом, однако наверняка уже прорвал поток этого медленного и бессмысленного земного времени. И это первая победа.