Растворение лирики

Очевидно, что, используя дефиниции и теоремы, мы надеемся свести на нет комплекс неполноценности,
которым в течение полувека столько философов страдает от прогресса конкретных наук ¹

Г. Марсель остро ощущал, как уходит из жизни все возвышенное и мистическое, как метафизика превращается просто в понятие – теряет реальное содержание

Отправной точкой моего исследования является то, что неоспоримым оказывается не логическое и рациональное, а экзистенциальное. Если экзистенция не будет в начале, то она не будет нигде

тут и проблема: как преодолеть исконный и традиционный рационализм европейской культуры, европейского сознания? – ведь мыслители много писали об этом, но тут, как говорится, бог свое – а черт свое; отсюда, неизбежные следствия

Вероятно, нет ничего, что точнее характеризует современную деградацию, чем недоверие и подозрение по отношению ко всему, что признано возвышенным…

касается всех ныне живущих

как посмотришь на окружающее население, поражает это полное отсутствие возвышенных чувств и стремлений; не говорим уж о самой лирике, которой просто не стало – стыдливо издают ничтожным тиражом ничтожные вирши о том, что с ними случилось за день…

но кроме лирики, есть возвышенность, есть состояния мистические, высокие, странные, потусторонние; что же, современный человек вообще разорвал всякие связи с мистикой и метафизикой? – искусство говорит об обратном процессе, но правы ли художники?..

я не вижу людей, которые способны восхищаться, любить, эти «творцы» не способны к порывам, настоящему творчеству – сплошные суррогаты и плагиат с невинной мордой…

нет воодушевления, нет веры, и отсюда, комплексы, слабость, уныние – как же иначе, ведь такой опустошенный индивид сосредоточен лишь на себе, не в силах выйти, раздвинуть границы своей тюрьмы; Марсель пишет:

Главная функция, присущая субъекту, — выход из сосредоточенности на себе самом и реализация себя прежде всего в самоотдаче и в творчестве во всех его формах

это относится к любому чувству, в частности, к любви, которая, кажется, утеряла свое универсальное значение; сатирики много смеялись над той формой, которую любовь принимает в наше время; она действительно утеряла сущностное содержание, о котором Марсель писал так в 30е годы:

Реальность любимого существа наделяется сущностью в любви ²

ибо любовь полагает эту реальность трансцендентной, ставит это существо выше разумных доводов, оценок и пр.; и точно так же «любовь есть совершенное познание» — и вера, и в словах «Бог есть любовь» великая истина

значит, сама любовь есть некая высшая сила в человеке, исчерпывающее доказательство не только существования духовной, трансцендентной реальности, но ее определяющее место во всем, что вообще имеет значение; любимое существо – «абсолютная ценность»

чтобы причаститься к этой стихии, нужна способность к трансцендированию, к возвышенным чувствам и состояниям сознания

Я называю эту способность к трансцендированию свободой

все попытки найти свободу в мире – в политике или экономике или обществе – нелепы, это не обсуждается; то есть, человеку полагаются некие права, и спор идет о том, нужны ли они ему или нет (кому-то – явно не нужны, его голова занята другим)

свобода в способности оторваться от земли, решительно раздвинуть рамки мирского сознания, плоский горизонт «действительности»; и любовь становится стержнем новой реальности; в этом плане, она первична – и перед любимым человеком, и перед Богом

то есть, существуют спекуляции по поводу Сущего, и они бывают интересны, однако эта тема, для меня, закрыта; я могу говорить о собственном чувстве, состоянии и восприятии Другого, в том числе и духовной реальности, которую могу постигать лишь любовью – неизъяснимо, метафизически ясно – физически смутно

вся диалектика мирской жизни тут непригодна, Марсель правильно пишет, что «бытие, для меня, определено как то, что не позволяет себя растворить в диалектике опыта», и еще:

Быть значит сопротивляться опыту жизни

почему так? – разве мы не славим опыт и все мы ведь уважаем опытных людей? – да, и однако этот опыт пожирает человека, его веру и мудрость, и любовь – растворяет, как кислота, потому что весь реальный опыт – это тысячи ненужных впечатлений, вещей, лиц и сомнений

это упрощение, опошление высших состояний сознания, в которых все мое упование

 

я долго не мог понять женщину: почему она с таким упорством убивает любовь?..

женщина не воспринимает такие речи всерьез и смеется: ну, в самом деле, ей же так приятно, что ее любят, сильно, страстно любят – как можно убивать такое чувство?! – только она именно это и делает год за годом

не стремится исполнить мелкие прихоти любви, не отвечает взаимностью – напротив, для обычной женщины любовь есть некое клеймо (как штамп в паспорте): это есть – значит, хорошо, используем это в быту

но все не так: любовь не тачка и не сервант, она развивается, ее надо каждый день наполнять новым и новым содержанием, ей надо соответствовать (даже этого, самого простого многие женщины совершенно не берут в голову) – я понял наконец, в чем тут секрет

любовь возносит любимую на неизмеримую высоту – а ей и так сладко спится в этой вот кровати (кстати, надо поменять матрас); любовь связана с высокими требованиями, а ей не до них, полно дел; любовь ваяет высокие образы, которым надо соответствовать… короче говоря, любить и жить – несовместимо

вот оно как!..

и женщина, бывшая приманкой, вызвавшая высокое чувство, стремится его как-то обуздать, сократить, выровнять, короче, использовать для дела и быта

и в те же годы недаром женские портреты были такими упрощенными

сама мода, манера держаться, даже речь – все обретали схематизм и грубость, все черты теряли изящество и возвышенность; мы привыкли с грубым юмором говорить о самом высоком – а что остается…

и художник чутко улавливает дух времени, стиль общения, это гнетущее и неудержимое опрощение (привет от Толстого Льва), упрощение всего и вся, опошление всех святынь: не со зла – от нищеты…

и серьезные «ученые» разводили многотомные рацеи по поводу того, чего у нас уже нет; напомню главную мысль:

…используя дефиниции и теоремы, мы надеемся свести на нет комплекс неполноценности

а искусство обнажает суть – эту пошлую грубость, схематизм, утерю высших горизонтов сознания и главное: полное отсутствие возвышенных чувств, эмоций, отношений, стремлений

такая атмосфера не может породить высокое искусство, гений, поэт в ней не может дышать, и тихим отчаянием дышат эти полотна…

да, реальная «действительность» нашего мира, как кислота, растворяет все, чего коснется, и в результате получается какая-то уродливая, неразличимая масса того, что прежде было – людьми…

Вариация

корни и плоды

отвращение, которое нормальные люди сегодня испытывают к совку, не должно нам мешать сделать кое-какие полезные выводы из того опыта; и несомненно, там был мощный подъем, народ получил громадный импульс, что сразу же дало ощутимый результат

конечно, комиссары не умели толком использовать этот результат, идеология все задавила и пр., но речь о другом

идею выразил пролетарский поэт Маяковский; я в свое время много сарказмов отпустил в самых разных аудиториях по поводу этого поэта, а вот теперь хочу сказать, что он-то и был важным корнем всего этого энтузиазма, выразил его вполне

то не был в чистом смысле дух – скорее, суррогат духовности, люди стали верить во что попало, хоть в рай на земле; однако несомненный вывод в том, что поэзия связана со всей жизнью народа и выражает подъем воли и энергии

вся совковая поэзия вышла из этого трибуна, чьи стихи никто не читал (эти фельетоны в стихах и невозможно прочесть без отвращения), кроме десятка удачных эстрадных номеров – однако этот боевой ритм, эта твердая поступь стали основой для всех, кроме трех-четырех настоящих поэтов

и напротив, упадок лирики маркирует упадок духа нации; так и в совке в 70е годы поэзия стала чахнуть, она вся уже была пронизана материализмом, и, несмотря на попытки взлететь – не летела

растворение лирики в наше время ясно указывает на совершенное отсутствие мотиваций, энергии, стремлений; повсюду апатия и апофигизм и совершенное неверие ни в какое будущее

я не знаю, от чего зависят эти волны веры, вдохновения, но понимаю, что без них ничего невозможно сделать даже в этой несчастной «экономике», которую я лично всегда ставил в кавычки как то, что поневоле мы так называем, но чего на самом деле тут пока вовсе нет

---

1. Г. Марсель. «Опыт конкретной философии»

2. Г. Марсель. «Метафизический дневник», с.117